Виктор Губарев - Фрэнсис Дрейк

Еще одним объектом нападок Дрейка стал Джон Кук, которого он осудил на двухнедельное марунирование — высадку на берег, причем, несмотря на холод, осужденному не позволили взять с собой одеяла и зимнюю одежду (а в южном полушарии как раз была зима). Вполне возможно, что таким образом генерал мстил Куку за его доброжелательное отношение к братьям Даути.

Спустя шесть недель, 11 августа 1578 года, Дрейк приказал командам всех кораблей снова собраться возле его палатки. С одной стороны от него стал капитан Джон Уинтер, с другой — капитан Джон Томас. Слуга генерала принес ему большую записную книгу, а капеллан приготовился прочитать проповедь.

— Нет, полегче, мистер Флетчер, — остановил его Дрейк, — проповедь сегодня буду говорить я, хоть я и не мастер на это. Ну, вся ли команда собралась или нет?

Ему ответили, что собрались все. Тогда Дрейк распорядился, чтобы все моряки разделились по командам. Когда этот приказ был исполнен, он обратился к собравшимся с речью:

— Ну, господа, я очень плохой оратор, так как не готовился быть ученым. Но то, что я скажу, пусть всякий зарубит себе на носу и запишет, потому что за каждое свое слово я готов дать ответ в Англии хоть самой королеве. Так вот, господа, мы здесь очень далеки от родины и друзей, враги окружают нас со всех сторон; стало быть, не приходится дешево ценить человека, человека здесь и за десять тысяч фунтов не купишь. Значит, всякие бунты и разногласия, которые среди нас проявились, нам надо оставить. Клянусь Богом, я будто помешанным становлюсь, как только подумаю о них. Я требую, чтобы впредь этого не было! Я требую, чтобы джентльмены с матросами и матросы с джентльменами были друзьями. Я хотел бы знать имя того, кто отказался бы своими руками взяться за канаты, но я знаю, такого здесь нет. Покажем же, что мы все заодно, не дадим неприятелю случая радоваться развалу и разброду среди нас. Джентльмены необходимы в плавании для управления, поэтому я и взял их с собой, да и другая еще цель была у меня при этом. Но и без матросов я не могу обойтись, хотя и знаю, что это самый завистливый и беспокойный народ на свете, коли не держать его в узде. И вот еще что: если кто-то здесь хочет вернуться домой, пусть скажет мне. Вот «Мэриголд», я могу обойтись без него и отдать тому, кто хочет домой. Дам столько провизии, сколько смогу. Только помните, чтобы это было на самом деле домой, а то, если встречу на своем пути, пущу ко дну! До завтра вам хватит времени все обдумать, но клянусь, что говорю с вами начистоту.

Люди хором закричали, что никто возвращаться назад не хочет и все готовы разделить с генералом его участь.

— Ну ладно, тогда скажите: отправились вы в это плавание по доброй воле или нет?

Все ответили, что по доброй воле.

— А от кого ожидаете получить ваше жалованье?

— От вас, — раздалось в ответ.

— Ну что же, тогда ответьте: хотите получить жалованье сейчас или доверяете мне?

— Доверяем! — закричали матросы, а некоторые добавили: — Собственно, мы и не знаем, сколько жалованья спрашивать.

Повернувшись к баталёру с «Элизабет», Дрейк велел ему немедленно сдать ключи, что тот и исполнил. Затем, обращаясь к капитанам кораблей, он сказал:

— Освобождаю офицеров от всех их обязанностей.

— Что вас побудило сместить нас? — удивились капитаны Уинтер и Томас.

— Приведите мне доводы, по которым я не должен был так поступить, — с вызовом ответил Дрейк.

Приказав всем молчать, он сказал далее следующее:

— Ее величество королева из всех людей на свете пуще всего запретила мне рассказывать о целях плавания лорду Берли, а вы знаете, как Даути сам признался, что он выдал министру планы нашей экспедиции. Теперь, господа, даю слово джентльмена: больше казней не будет, больше не подниму руку ни на кого, хотя есть здесь такие, которые ее заслужили.

При этих словах он указал на Уоррола, который тут же бросился к ногам генерала и стал умолять простить его.

— Ладно, ладно, Уоррол, — сказал Дрейк, — мы еще потолкуем об этом.

Потом он обвинил купца Джона Одли в дурных деяниях, направленных против него, но не стал уточнять, каких именно, прибавив:

— Потолкуем об этом один на один после обеда. Тут есть люди, которые, не зная, как иначе навредить мне, распространяют слухи о разных частных лицах, которые будто бы снарядили это путешествие. Вот как было на самом деле.

И Дрейк рассказал присутствующим, как лорд Эссекс написал о нем государственному секретарю Фрэнсису Уолсингему, рекомендуя его как человека, наиболее пригодного для борьбы с испанцами. После этого он имел встречу с Уолсингемом и королевой, которая жаждала отомстить испанскому королю «за разные его обиды». Таким образом, Дрейк дал понять всем участникам экспедиции, что их предприятие санкционировано Елизаветой и что впереди их ждут столкновения с подданными испанской короны.

«Затем генерал показал нам запись королевы на пай в тысячу крон и привел ее слова, что, если кто-нибудь из ее подданных даст знать о затеваемой экспедиции королю испанскому, тому не сносить головы», — сообщает Фрэнсис Флетчер.

— И вот, господа, подумайте о том, что мы сделали, — продолжил свою речь Дрейк. — Мы поссорили трех могущественных государей: ее величество с королями испанским и португальским. Если наше плавание не завершится большой удачей, мы станем посмешищем для врагов, которые будут торжествовать, а для нашей родины мы будем вечным позорным пятном. Еще раз подобной попытки уже невозможно будет предпринять.

После этого Дрейк милостиво восстановил всех разжалованных в их прежних правах и сказал, что «все будут удовлетворены, хотя бы ему пришлось продать для этого последнюю рубашку».

— Я имею веские основания обещать это, потому как кое-что есть у меня в Англии, а кроме того, у меня в этой экспедиции столько паев, сколько у любых трех участников вместе взятых. Если же мне не суждено вернуться, то всем заплатит королева, которой мы все вместе служим. Если бы вы сказали, что вы служите мне, я бы вас не поблагодарил, потому что в действительности вы служите только ее величеству.

В заключение, пожелав присутствующим оставаться добрыми друзьями, Дрейк велел всем разойтись и вернуться к исполнению своих обязанностей. Правда, за несколько дней до отплытия он назначил капитаном «Мэриголд» Эдварда Брайта (капитан Джон Томас попал в опалу и был смещен), а затем неожиданно прибыл на борт «Элизабет» с проверкой и поклялся, что готов повесить три десятка смутьянов, включая Уоррола, Уинтера и его помощника Улисса. Возможно, до генерала дошли слухи о том, что на упомянутых кораблях многие члены команд — и капитаны в их числе — не горят желанием идти в Южное море. Другое вероятное объяснение: Дрейк просто хотел укрепить свою власть, внушая страх всем, кто находился под его командованием.