Ник Мейсон - Inside Out личная история Pink Floyd

Джерри Скарф и Роджер быстро просветили его насчет программы и объяснили, что репетиция состоится в тот же день, в 7 часов вечера. Когда Марк тем вечером вернулся, Роджер сказал: «А мы и не чаяли еще раз тебя увидеть…» Последовало несколько неловкое совещание, после которого Грэм Флеминг был освобожден (сиречь уволен), а Марк также был освобожден (сиречь продолжил исполнять свои новые обязанности). Учитывая нехватку времени, он был весьма благодарен Робби Уильямсу и Марку Фишеру, которые оказали ему колоссальную помощь.

Вечеру открытия оказалась придана дополнительная драматичность, когда после вступительного взрыва вдруг загорелся занавес. Этот самый занавес продолжал дымиться до тех пор, пока Роджер не крикнул «стоп!» и перестал играть. Тем временем члены бригады, вооруженные огнетушителем, вскарабкались на самую верхотуру и потушили пожар. К тому времени зрительская аудитория и исполнители сплотились благодаря общим переживаниям, так что шоу смогло продолжиться. Поскольку крик «стоп!» казался частью представления, Роджеру затем потребовалось убеждать хорошо вышколенную дорожную бригаду в том, что на сей раз эти слова были вызваны чрезвычайной необходимостью.

В какой-то момент кто-то высказал предложение о том, чтобы шоу перемещалось, а не было статичным событием лишь в нескольких крупных городах. Концепция гигантского слизняка с достаточным местом для всего шоу плюс публика всем понравилась, однако к счастью для дизайнеров, дорожной бригады, исполнителей и экспертов по технике безопасности она так никогда и не воплотилась в реальности. Мы вернулись к более простой идее об одном из самых кратких «мировых туров» в рок-истории: семь вечеров в Лос-Анджелесе, пять в «Нассау-колизее», что в Нью-Йорке, шесть представлений в «Эрлс-Корте» в августе 1980 года, восемь в Дортмунде в феврале 1981-го — и еще пять вечеров в «Эрлс-Кортс» для обеспечения достаточного метража киноверсии.

Почти все шоу прошли достаточно безмятежно. Единственная заминка случилась, когда Вилли Уилсон, барабанщик суррогатной группы, свалился с температурой на несколько часов как раз перед началом одного из представлений. К счастью, Клайв Брукс, мой давнишний техник по барабанам, сам по себе является очень способным ударником. Ветеран одной из английских блюзовых групп, «The Groundhogs», Клайв занял место Вилли и отыграл все части, требовавшиеся для двух следующих вечеров. С тех пор в его голосе слышалось радостное предвкушение всякий раз, как я во время гастролей начинал проявлять признаки хотя бы малейшего недомогания.

Шоу оказалось отрепетировано гораздо серьезнее, нежели все, что мы делали до тех пор. Оно также отличалось особенной технической продвинутостью. В своем роде это представление оказалось предшественником тех туров, которые позднее организовывали мы с Дэвидом, а также сольной работы Роджера. Кроме того, мы обнаружили, что нерегулярная структура помогала нам обходиться без «плохих» вечеров. Успех шоу сделал игру колоссальным удовольствием, однако недостаток возможностей импровизировать или менять музыку начинал немного надоедать. Требования построения стены означали, что один не вовремя засунутый кирпич или излишне торопливый строитель могли повлиять на длину каждого отделения, и для ключевых моментов у нас имелись различные вставки или купюры.

К моменту пятидневного марафона в «Эрлс-Корте» в июне 1981 года шоу уже шло как по маслу. Однако эти пять вечеров также стали последним разом, когда Роджер, Дэвид, Рик и я играли вместе, как это было в течение почти полутора десятилетий. Взаимоотношения в группе во время тура ухудшались гораздо быстрее, нежели во время записи. Самое откровенное указание на такое положение дел можно было видеть в закулисной зоне «Эрлс-Корта», где у каждого члена группы имелась своя индивидуальная гримерка «Портакабин». Кабинки Роджера и Рика стояли спиной к ограждению. Думаю, у каждого из нас проходили после шоу индивидуальные вечеринки, на которые мы аккуратно старались друг друга не приглашать.

Несколько месяцев спустя начались съемки фильма с Джеральдом Скарфом и Майклом Серезином в качестве сорежиссеров, а также с Аланом Паркером в качестве главного продюсера. Затем Алан оказался повышен до режиссера, Майкл удалился, Джерри были приписаны другие обязанности, и мы начали сызнова. Столь скорая перемена руководящей структуры была чем-то вроде недоброго знамения. Существует легион историй о разнообразных несогласиях, которые возникали в течение съемок. У Алана Паркера имелись очень четкие представления о фильме, но не менее четкими они были у Джерри и Роджера. Джерри определенно чувствовал себя не у дел, пока Алан Паркер и новый продюсер Алан Маршалл составили одну самодостаточную фракцию, а Роджер и Стив О'Рурк — другую. Алан Паркер, по словам Боба Гелдофа, следовал сентенции режиссера Майкла Уиннера: «Демократия на сцене — это когда сто человек делают то, что я им скажу». Подобную философию разделяли и другие участники проекта. Несмотря на такой явный рецепт катастрофы, думаю, результаты показали победу таланта над организацией. Анимация Джерри сумела совершить переход сценического шоу на большой экран, равно как и Боб Гелдоф, исполнитель главной роли Пинка.

И Боб, и Роджер рассказывают историю о поездке Боба и его менеджера на такси до аэропорта, во время которой менеджер Боба сообщил ему о предложении сыграть в фильме роль Пинка, а также заметил, что это следует воспринимать как колоссальный карьерный ход. Боб взорвался, изрыгнув примерно следующее: «А насрать. Я ненавижу этих хреновых „Pink Floyd“». Как припоминает Роджер: «Так продолжалось, пока они не добрались до аэропорта. Чего Боб не знал, так это того, что за рулем такси сидел мой брат. Он позвонил мне и сказал: „Ты никогда не догадаешься, кого я только что в такси вез…“» К счастью, Боб передумал и согласился сыграть эту роль.

Он убедил всех на экранном просмотре одной сцены из «Полночного экспресса», а также пробой телефонной сцены из «The Wall». Умасленный Аланом Паркером, Боб всего за пару часов подвергся разительной перемене, из сдержанного новичка превратившись в мелодраматического трагика. Проблема заключалась только в одном: лишь позднее Боб осознал, что в фильме у него нет почти никаких реплик.

Съемки фильма были под угрозой, когда застопорились переговоры с менеджментом Боба о деталях его контракта. Когда ответственная персона все же появилась в Лондонском аэропорту, ее тут же арестовали и увели для допроса. Впрочем, Боб самоотверженно приступил к работе несмотря на то, что различные контрактные вопросы по-прежнему оставались неулаженными.

Несмотря на определенные ограничения, Боб, по словам Алана, отдал роли все, что только мог. Для одной сцены он даже был готов сбрить брови. Не умея плавать, Боб, опять-таки по словам Алана, заметил, что «сцены утопления в бассейне на крыше дались ему легко, ибо стали самыми что ни на есть подлинными». Пожаловался Боб лишь однажды, когда во время холодных ночных съемок на старой кондитерской фабрике в Хаммерсмите ему пришлось раздеться, после чего его обмазали розовой слизью и заставили совершить метаморфозу, превратившись в фашиста.