Мэй Пэнг - Любить Джона: Нерассказанная история

И вот, 3 февраля 1969 года, по настоянию Джона и несмотря на протесты Пола, БИТЛЗ назначили Клайна своим менеджером.

К концу первого месяца работы в АВКСО я все еще не видела легендарного Клайна. Но вот однажды утром на своей пятой неделе там я услышала, как юридический консультант Гарольд Сидер закричал: «Убирайтесь из моего кабинета!»

«Гарольд, я всего лишь прошу вас поговорить пять минут с этим парнем», — услышала я хриплый голос.

«Я сказал вам, Аллен, что у меня ни хуя нет никаких пят минут. Я не могу растрачивать свое время впустую!»

Я услышала, как захлопнулась дверь Сидера, когда оттуда вышел приземистый толстяк. Он был похож на молодого Джеймса Кани, особенно во «Враге народа», фильме, в котором он кидает грейпфрут в лицо Мэя Кларка. Клайн постоял, глядя на дверь Сидера, потом открыл ее. «Разве я не сказал вам убираться на хуй из моего кабинета?» — заорал Сидер и захлопнул дверь прямо перед лицом Клайна. Клайн открыл ее. «Вы что, никогда не стучитесь?» — прогремел Сидер, снова хлопая дверью. На этот раз Клайн постучал, и Сидер открыл дверь. «Я же сказал, у меня нет ни хуя пяти минут! — закричал Сидер — Убирайтесь на хуй из моего кабинета!» Я во все глаза разглядывала Клайна, который, бормоча что — то себе под нос, шел прочь от кабинета Сидера. И это был Робин Гуд поп музыки?

Через две недели секретаршу Клайна уволили, и я временно была назначена на ее место. Большинство его секретарей или увольняли, или они сами не выдерживали напряжения. Я решила про себя, что со мной этого не должно случится. Каждое утро перед тем, как идти на работу, я гляделась в зеркало и говорила: «Мэй, сегодня ты должна быть в превосходной форме». После этих слов трудно было удержаться от смеха.

Клайн был лучшим из всех «актеров», каких я когда — либо встречала. Человеком, менявшимся полностью в зависимости от ситуации. Сидя за своим огромным столом спиной к горизонту, за которым лежал Нью — Джерси, в то время как сверху на него падал свет от постоянно включенной лампы, он мог производить зловещее впечатление. Я часто находила его в этом положении, погруженным в раздумья. Как — то днем, когда он был в таком задумчивом настроении, я подняла трубку звонившего телефона и услышала:

«Это Джон. Мне нужно поговорить с Алленом.»

Не узнать этот голос было невозможно.

Я попросила Джона Леннона подождать и позвонила Аллену.

«С вами хочет говорить Джон.»

Клайн ответил нерешительно: «Э — э… Скажите ему, что меня нет… Нет, скажите ему, что я на совещании.»

Я сделала, как было велено.

«Он избегает нас, — услышала я, как Джон говорит кому — то, — тогда скажите ему, что мы звонили. Скажите, что мы разыскиваем его», — и Леннон повесил трубку.

Проработав в АВКСО шестнадцать месяцев, я поняла, что единственно настоящие хлопоты там доставляли Джон и Йоко, все равно по какому бы поводу они там ни были или как бы далеко они ни находились. Они наняли большие рекламные щиты в двенадцати крупных городах мира и развесили их, с лозунгом: «Война окончена! Если ты этого хочешь». Они дали концерт в Лондоне, а затем отправились в Торонто, чтобы объявить о фестивале за мир. который должен был состояться там следующим летом, а также встретиться с премьер — министром Пьером Трюдо, министром здравоохранения Канады Джоном Мунро и Маршаллом Маклюэном. Джон также поставил фанам автографы на своих эротических литографиях. Каждый раз, когда они что — то делали, у нас трещал телефон. Часто эти звонки — просьбы об интервью, отзывы об их политических акциях, предложения о новых эффектных выступлениях — были столь же сумасбродными, как и они сами.

Вскоре мне пришлось сделать заявку на авторские права для песни Йоко «Почему?» из ее первого сольного альбома, который было запланировано выпустить одновременно с сольным дебютом Джона, «Джон Леннон/Пластик Оно Бэнд». Текст Йоко состоял из одного слова «Почему?», которое она выкрикивала и булькала всю дорогу.

Агентство по авторским правам отказывалось регистрировать текст, если в нем было менее восьми строк. Невзирая на правила, Ленноны требовали, чтобы «Почему» получила авторские права. Пытаясь разубедить их, мы до бесконечности звонили в Лондон, но они твердо стояли на своем: «Почему» должна быть зарегистрирована! Мы звонили в агентство, но тамошнее руководство было столь же непреклонным, как и клиенты Клайна. Позвонили юристам, специализировавшимся по авторским правам, но они говорили, что ничего не могут поделать. Джон и Йоко звонили в АВКСО и выражали свое неудовольствие Клайну. Клайн звонил и выражал свое неудовольствие своим сотрудникам. Мы звонили Леннонам. Несколько недель мы так звонили друг другу, пытаясь решить проблему. В конце концов мелодия песни «Почему» была зарегистрирована, а ее слотекст из одного слова — нет.

Наконец, я повидала некоторых Битлов. Ринго и Джордж, по одному разу каждый, побывали в офисе, напомнив мне, как однажды в 1965 году я проходила мимо отеля «Плаза», когда БИТЛЗ были в Нью — Йорке. Тысячи визжащих, кричащих девочек напирали на полицейское оцепление, выкрикивая имена своих кумиров. Стоя в сторонке, я наблюдала за происходящим. Тогда мне казалось невероятным, что кто — нибудь из них — кто — нибудь, кого я знаю, я сама, когда — нибудь встретится с одним из БИТЛЗ.

Хотя встреча с Ринго и Джорджем были очень волнующими, этого было недостаточно для того чтобы я хотела остаться в АВКСО. Мне хотелось заниматься чем — то творческим в музыкальном бизнесе. По возможности я слушала записи, поступавшие в компанию от новых исполнителей, которые хотели, чтобы ими занималась АВКСО. Мне казалось, что у меня хороший слух, и что с практикой я смогу отбирать потенциальные хиты, но это никого не интересовало. В АВКСО не разрабатывались какие — либо творческие проекты, этим занимались сами исполнители. А АВКСО просто работала на этих исполнителей — таких, как БИТЛЗ. Собственной творческой жизни у нее не было.

Особенно я загрустила, когда в конце ноября в офисе появились экземпляры сольных альбомов Джона и Йоко с Пластик Оно Бэнд. Я проиграла песню Йоко «Почему». Как и ожидала, она оказалась очень шумной. Остальное из ее альбома я проигрывать не стала. Что же касается альбома Джона, он был просто чудесным. Это, как нам сказали, был альбом, вдохновленный курсом примальной терапии, который прошли Джон и Йоко, и этот альбом стал известен, как «примальный». Джон, прочитав книгу психолога Артура Янова о примальной терапии, разыскал Янова, и они с Йоко провели с ним три недели в Англии. Позже, в июне 1970 года, они поехали в Лос — Анджелес и провели четыре месяца в клинике Янова.

Песни Джона были простыми и исполненными искренности о наболевшем — о детстве, о своих личных противоречиях. Для меня этот альбом был новым взглядом на Джона, не связанного с феноменом БИТЛЗ. Это был человек, решивший найти самого себя, обрести реальность. После этого невозможно было не проявить к нему интерес как к человеку, а не только оригинальному исполнителю рок — н-ролла.