Мэй Пэнг - Любить Джона: Нерассказанная история

Я была в экстазе. Положив трубку, я собрала все свои вещи. Не известно, что ждало меня в Нью — Йорке, но что бы ни случилось, я решила, что смогу справиться с этим. Мне не терпелось убраться из Лос — Анджелеса и не терпелось увидеть Джона. Добравшись до аэропорта, я взяла билет на первый же самолет. Он прибывал в Нью — Йорк в полночь. До посадки я позвонила Джону и попросила, чтобы ему передали о времени моего прибытия.

В ту ночь, добравшись до отеля «Пьерре» в Нью — Йорке, я позвонила с телефона в приемной в номер Джона. Ответа не было. К тому времени я уже знала, что совсем не обязательно, что Джон будет меня ждать, когда я к нему приезжаю. Ничуть не удивленная и не рассерженная, я села ждать в холле. Через полчаса в дверях показался Гарри. На его руке висела красивая девчонка, и оба они были пьяные.

«Добрый вечер, мистер Нильсон», — сказал швейцар.

«Добрый вечер, мистер Нильсон», — сказал регистратор, когда Гарри подвалил к столу узнать, есть ли для него что — нибудь.

Тут Гарри заметил меня. «Мэй!» — закричал он и пустился в непристойных выражениях описывать всякие сексуальные штучки, которые он хотел проделать со мной.

Регистратор отвел глаза, то же самое — швейцар. «Где Джон?» — требовательно спросила я.

«Разве он не наверху?»

Гарри объяснил, что в номере две спальни, и, по его подозрению, Джон, который снова стал рано ложиться, спит в своей спальне, а телефон, вероятно, оставил в комнате Гарри. Мы поднялись. «Вот спальня Джона», — сказал Гарри, показывая пальцем на закрытую дверь. Я, нервничая, подошла к ней. Что если Джон там с другой? С Джоном все возможно, однако я постучала.

«Кто там?» — сонно спросил Джон.

«Это Мэй».

Он подбежал к двери и открыл ее. «Это ты, пидорасина, ты! А я думал, что ты только завтра приедешь.» Он неверно понял, что я ему передавала, и думал, что я приезжаю завтра в полдень. «Иди сюда. Дай мне посмотреть на тебя.» Джон включил свет. «Бог мой, как я рад, что ты здесь.»

Он начал целовать меня, и это был один из таких моментов, когда наша обоюдная страсть затмевала все, момент, какого у меня не могло быть ни с кем другим.

На следующий день, выпив утром кофе, Джон наклонился и поцеловал меня. «На меня было слишком большое давление, — объяснил он, — так что я просто вынужден был уехать. Я не мог больше оставаться в Лос — Анджелесе. Это сводило меня с ума. Больше не хочу пить, потому что все смотрят на меня, как на безумца.» Он схватил мою руку и взволнованно сказал: «нам нужно подыскать себе дом, потому что Джулиан собирается приехать ко мне, и ему надо будет пожить с нами. К тому же я готов записать альбом из своих новых вещей. Так что ебать этого Спектора, пока не найду его записи.»

«Это просто чудесно!»

«Ты должна обещать мне, что не будешь подходить близко к Гарри», — продолжал он. Я увидела, как в его глазах промелькнула искорка ревности. Ему не нравилось даже то, что я провела всего двадцать минут наедине с Гарри прошлой ночью.

«Не беспокойся. Тебе ни к чему брать с меня такое обещание.»

«Кроме того не отвечай на телефонные звонки. Когда я разговаривал с Йоко несколько дней назад, то сказал ей, что подумываю взять тебя назад, и хочу, чтобы ты вернулась домой. Она взглянула на меня и сказала: «Ты уверен в этом?» Я ответил: «Да», но не сказал, когда. Откуда мне было знать, что я позвоню тебе через десять минут после этого разговора?»

В первый раз я поняла, что это была идея Джона и только Джона — чтобы мы были вместе. На этот раз он действовал не по инструкции Йоко. На это ушел месяц, но Джон в конце концов решил, что он хочет быть со мной.

Это была самая лучшая новость из всех, что до сих пор меня ожидали.

Джон все еще встречался со своими юристами, и его позиция оставалась неизменной: «Я хочу все это уладить, но я должен узнать, что каждый хочет от меня и что я должен уступить. И я не хочу отдавать ничего из того, что мне принадлежит.»

Слава Богу, он хотя бы покончил с «Пусси Кэтс». «В этот альбом я вложил душу, и это самое лучшее, что я мог сделать из того, что я чувствовал, когда записывал его.»

Улыбнувшись, Джон добавил: «По правде сказать, мне это было нужно, чтобы подготовиться к записи своего собственного альбома.»

Он потянулся за своей гитарой. «Хочешь послушать новые вещи, Фанг Йи?»

Джон вытащил стопку бумаги. На некоторых листах были нацарапаны фразы, на других — законченные тексты песен. Еще были листы с аккордами, обозначавшими мелодии, для которых у него не было текстов. Эти записи были основой нового альбома Джона, альбома, который он назовет «Стены и Мосты».

Джон работал инстинктивно. Песни рождались в его голове, когда он засыпал и во время сна. Лишь когда он закончил «Стены и Мосты», Джон понял, что сделал этот альбом для того, чтобы сказать Йоко о том, что произошло, сказать ей о своей боли и о печали, которую он чувствовал после того, как они расстались. Тогда он сказал мне: «Видимо мне хотелось, чтобы она знала, как я был напуган. Знаешь, как это бывает: большая любовь, и ты не веришь, что она кончится, а она кончается…» Джон сказал, что понял также, что написал этот альбом и для меня. «Я хотел сказать тебе о том удивлении, которое чувствуешь, когда проходит время и ты вдруг — невероятно — влюбляешься в кого — то еще.»

Однако, когда он только еще решил сделать этот альбом, Джон ничего этого не осознавал. Он только сказал: «Я хочу вставить туда одну песню для Йоко и одну — для тебя.» Моей песней была «Surprise Surprise» (Сюрприз, Сюрприз) — песня, которую Джон начал писать на следующий день после того, как у нас с ним впервые была близость. Джон сыграл ее для меня, внимательно глядя на меня, пока пел. «Я был слепым, она взорвала мой рассудок… Я люблю ее.»

Закончив, он спросил: «Ну как, нравится?»

По моим щекам текли слезы. «Конечно, нравится.»

«Правда?»

«Правда.» Я обняла и поцеловала его.

«Джон…»

«Да?»

«Спасибо тебе. Большое спасибо. Эта песня — лучший подарок, какой я могла когда — либо получить от тебя.»

Джону, похоже, было очень приятно. Потом он сыграл мне песню, написанную для Йоко — нежную балладу, которую он назвал «Благословляю Тебя».

«Как ты думаешь, ей понравится?» — спросил Джон, спев песню.

«Это прекрасная песня. Она полюбит ее.»

Затем он пробежался по остальным песням, объясняя каждую перед тем, как сыграть. Одна из них — «Scared» (Боюсь) произвела на меня сильное впечатление.

Джон, похоже, точно понял о чем я думаю. «Знаешь, какую из своих старых песен я люблю больше всего? «Help!».» Он помолчал. «Когда — нибудь я хотел бы переделать «Help!». В том варианте, как мы ее играли, она не отражала истины.» Джон хотел сделать более душевную, мягкую версию этой песни. Он был убежден, что такое исполнение «Help!» будет давать более эмоциональное воздействие. Джон хотел, чтобы люди переживали сильные эмоции, когда слушают его песни.