Екатерина Мещерская - Китти. Мемуарная проза княжны Мещерской

Что касается меня, то я сидела с чувством какого-то особого сладострастия, изучая каждую минуту этого унижения, заставляя себя переживать его еще и еще, и как это ни странно, но мне хотелось смеяться. Подумать только! Мы с Валей, никогда не знавшие подруг и женского общества, всегда окруженные нашими многочисленными друзьями, сидели теперь у всех на глазах в смешной роли отвергнутых, и это было тем курьезнее, что купили мы себе это положение сами, на свои собственные деньги!

«А как же будет с нами дальше? — спрашивала я себя. — Так и просидим весь курс танцев на стульях у стены?»

Я видела, как во время танцев хорошенькие девушки переглядывались, показывая друг другу на нас глазами, и на устах у них играла насмешливая улыбка.

Валя, слава Богу, этого не замечала — она была близорука.

К концу урока к нам подошел сам маэстро Скворцов.

— Простите… — галантно склонив перед нами голову, сказал он, — сегодня с вами получилось как-то неуклюже, но… — он улыбнулся, — ведь кавалеры дефицитный товар, а потому… — тут он поднял брови и продолжал уже строго официальным тоном: —…этого больше не повторится. На такой случай у нас есть специальные стажерки и стажеры, сегодня, правда, они не были предупреждены, а со следующего урока у вас будут прекрасные квалифицированные кавалеры, и вы будете даже в выигрыше перед другими!

Свое обещание Скворцов сдержал. Следующий урок мы провели в упоении, с чудными танцорами. Но зато на третьем уроке разразилась совершенно непредвиденная сцена.

Увидя, что мы неплохо танцуем, некоторые мужчины, побросав своих девушек, устремились к Вале и ко мне, приглашая нас, как говорится, наперебой.

Теперь уже не две (как это было с нами), а несколько девушек оказались без кавалеров. Они стояли, сбившись в кучку, в уголке зала и с негодованием наблюдали за тем, как нас осаждают их «неверные» кавалеры. Дело в том, что каждому, кто учился, хотелось танцевать с опытной партнершей. Но мы с Валей остались непреклонны и так и дотанцевали весь курс со стажерами. Это наше решение Скворцов вполне одобрил, хотя иногда и просил то одну, то другую из нас помочь ему и протанцевать трудную фигуру с каким-нибудь бестолковым кавалером.

Окончив курс у Скворцова, мы перешли с Валей к Крылову.

Ах, что это был за преподаватель! Его оригинальных уроков я никогда не забуду. Казалось, даже бездушный стул и тот в его руках затанцевал бы!.. Он вкладывал в уроки не только всю свою душу, но и все свое остроумие. Кроме того, он читал нам целые лекции по истории танца, о линии танца, о манере держаться и т. д.

Многие его не любили, так как, преподавая, он умел нагляд? но показать, передразнить тот или иной недостаток своего ученика и человек видел свою ошибку точно в увеличительном стекле.

Я никогда не забуду того, как Крылов объяснял одну сложную фигуру танго:

— Вообразите, что ваша дама заметила вдруг на вас интересный галстук, она останавливается, затем чуть поворачивает к вам голову, вы приняли это ее движение за ласку, вы обрадованно поворачиваетесь к ней всем своим корпусом, но она, отстраняясь, кокетливо отступает от вас, вы хотите ее задержать, делаете быстро два шага, идете за ней, берете ее за талию, р-раз!.. Поворот сделан! Вот и вся фигура. Теперь разберем ее с технической стороны и разложим на танцевальные па…

Очень интересными бывали в «Метрополе» балы-показы — с конфетти, с воздушными шарами и чудесным джазом.

Какими бы тяжелыми ни были переживания души, какие бы неприятности ни бывали дома, но, когда мы входили в стеклянные, высокие, милые сердцу двери «Метрополя», все горести и заботы оставались на улице, за этими дверями.

Конечно, у нас стало очень много новых знакомых; однако близко к нашей жизни мы никого не подпускали, таков уж был у нас с Валей заранее уговор. В этом была большая прелесть: никто не знал, кто мы, что мы, где мы живем и что делаем…

Среди «метропольской» публики было много приятных людей, но одно было плохо. На танцевальных курсах своя этика, а именно: нельзя никому отказать в танце. А между тем нас с Валей уже знали, и наше положение было порой просто ужасно. Как только какой-нибудь ответственный показ, так нам с ней не дадут даже в зал войти.

Едва мы внизу снимем шубы и подойдем к лестнице, чтобы подняться наверх, в зал, как уже несколько человек стоят, дожидаются нас на ступеньках. Начинаются приглашения, обиды, объяснения, нас начинают рвать буквально на части, и кончается тем, что когда мы входим в зал, то все танцы уже отданы, так как еще на лестнице мы оказались абонированными на весь вечер более предприимчивыми танцорами.

Не обходилось и без курьезов, а именно: и у Вали, и у меня оказалось по «роковому» кавалеру, от которых мы иногда готовы были повеситься. Оба они «прилипали» к нам и иногда доводили нас до бешенства.

Валин «роковой» кавалер был инженер средних лет, очень культурный и милый человек. Но бывают такие люди: они солидны по занимаемому ими положению, они уважаемы всеми, умны, и вдруг… в душе их возникает, вопреки всякому здравому смыслу, самая дикая страсть к чему-либо, что становится их странностью и выставляет их в глазах остальных людей в смешном свете, а подчас и в глупом положении.

Так было и с этим инженером. Сухой педант, с какой-то математической во всем размеренностью, он вдруг страстно влюбился в западные танцы и мечтал стать премированным танцором!..

Его худая, нескладная, высокая фигура носила на себе отпечаток длинных часов, проведенных в занятиях за письменным столом. Инженер был сутуловат, одно его плечо, как у многих канцелярских работников, было выше другого, и голову свою он держал чуть-чуть набок.

Все фигуры танцев, которые нам преподавались, он терпеливо вносил мелким бисерным почерком в свою записную книжку, а танцуя с дамой, бормотал себе под нос вполголоса одну из соответствовавших этому танцу записей.

Однако это ничуть не облегчало дела, так как он или немилосердно наступал своей даме на ноги, или поворачивал ее не в ту сторону, или, лихорадочно вцепившись в нее, не давал ей сделать ту или иную фигуру. Все это происходило оттого, что от волнения он терял всякую память и никакие записи ему не помогали. За его безумно длинные ноги мы прозвали его Журавлем.

Смешнее всего было то обстоятельство, что о каждой фигуре он во время танца вслух предупреждал свою даму.

— Внимание!.. Сейчас сделаем «променад номер 2»! Начинаю… р-р-ра-а-аз!!! — И с первым же «раз» он изо всей силы наступал Вале на ногу.

Мой «роковой» кавалер был менее жесток, но тоже по-своему невыносим. Так как я никогда ни о чем с ним не разговаривала, то мне не удалось узнать, какова была его профессия в жизни, но мне почему-то казалось, что он был поваром.