Василий Скоробогатов - Берзарин

По Берлину он вначале ездил в синем танкистском комбинезоне.

Но донимали военные патрули дорожной службы. И тогда он стал ездить на своем «харлее» в генеральской форме. Чаще всего он надевал белый китель. Рядом с ним, в коляску, обычно садился сержант-ординарец.

Движение по улицам еще не было упорядоченным. На дорогах хозяйничали регулировщицы с флажками, а на сложных развязках — офицеры и сержанты. Сожженные машины на обочинах, обгорелые пни, кучи кирпича и бетона — вот что такое бывшие улицы и проспекты Берлина. Расчистка завалов идет, но работы еще непочатый край. Всюду торчат обгорелые стены построек с черными провалами окон. Часто даже очищенная полоса проезжей части дороги — в рытвинах и ухабах. Мотоциклисту приходилось лавировать.

Однажды, как обычно побывав на объектах, определенных заранее, комендант за рулем мотоцикла с автоматчиком Петром Лаховым в коляске направился в Карлсхорст… И из переулка вдруг вынесло на магистраль груженный металлоломом студебекер. Инстинкт самосохранения сработал — Берзарин каким-то чудом вывернулся из-под борта. Пронесло. Сержант Лахов в Карлсхорсте доложил своему командиру о ЧП, надеясь, что последует расследование. Но тот пожал плечами, пробормотав: «Генералу виднее».

Прошло несколько дней.

Трагедия произошла утром 16 июня. Как это было?

Генерал-лейтенант Ф. Е. Боков вспоминает:

«Поздно вечером 15 июня я зашел в кабинет командарма. Из штаба мы часто уходили домой вместе. Наши коттеджи располагались по соседству. Николай Эрастович был в прекрасном настроении, по дороге много шутил и смеялся. Через несколько суток он должен был лететь в Москву на Парад Победы и с нетерпением ждал этого часа.

— Очень соскучился по семье, по маленькой дочурке, по Москве, — говорил он. — Так хочется видеть наш стольный город мирным, без затемнения и зениток.

— Сейчас июнь, самое чудесное время: ее улицы утопают в зелени, всюду цветы, — поддержал я разговор.

— Да разве важно, какой месяц? Москва всегда прекрасна! — воскликнул Николай Эрастович почти с юношеским задором.

Мы договорились встретиться на приеме демократических женщин и попрощались. А утром дежурный по штабу позвонил мне домой и срывающимся голосом доложил:

— Товарищ член военного совета, убит генерал Берзарин!» [88]

Чуть позже генералу Бокову сообщили, что генерал Берзарин погиб в автокатастрофе. Так было доложено в Москву.

На имя главы Советского государства И. В. Сталина была отправлена телеграмма такого содержания:

«Сегодня, 16 июня в 8 ч. 15 м. в городе Берлине от катастрофы на мотоцикле погиб Герой Советского Союза, командующий 5 Ударной армией и комендант города Берлина — Берзарин Николай Эрастович.

Смерть произошла при следующих обстоятельствах. В 8.00 тов. Берзарин на мотоцикле с коляской выехал в расположение штаба армии. Проезжая по улице Шлоссштрассе со скоростью 60–70 км, у перекрестка с улицей Вильгельмштрассе, где регулировщиком пропускалась колонна грузовых автомашин, Берзарин, не сбавляя скорости и, видимо, потеряв управление мотоциклом, врезался в левый борт грузовой автомашины “форд-5”.

В результате катастрофы Берзарин получил пролом черепа, перелом правой руки и правой ноги, разрушение грудной клетки, с мгновенным смертельным исходом. С ним вместе погиб, находившийся в коляске, его ординарец красноармеец Поляков.

Учитывая особые заслуги перед Родиной генерал-полковника Берзарина Н. Э., а также нежелательность оставления могилы в последующем на территории Германии, прошу Вашего разрешения на похороны тов. Берзарина в Москве, с доставкой самолетом.

Семья тов. Берзарина, состоящая из жены и двух детей, проживает в Москве».

Телеграмму подписали командующий войсками 1-го Белорусского фронта маршал Г. К. Жуков и член военного совета фронта генерал К. Ф. Телегин.

В текст телеграммы вкралась неточность. Офицер, в спешке готовивший текст телеграммы в Москву, не знал, что в тот трагический день ординарца Полякова, вне графика, сменил Петр Лахов. В автокатастрофе вместе с командармом погиб сержант Лахов.

Через ТАСС все газеты и радиостанции страны сообщили своим читателям и слушателям, общественности о трагической гибели первого советского коменданта Берлина, Героя Советского Союза, генерал-полковника Николая Эрастовича Берзарина.

Наша дивизия размещалась в военном городке, в лагере Дёбериц. На плацу парадные расчеты готовились к Параду Победы в Москве, а штабы были заняты рутинными повседневными делами. И тяжкая весть поразила нас как удар грома. Выше я уже говорил, что у меня имелись некоторые деловые связи с дивизионной прокуратурой. Прокуратура находилась поблизости, надо было только выйти из городка и пересечь шоссе. Я пошел в прокуратуру, нашел своего знакомого капитана юстиции Самсонова. Поинтересовался подробностями трагедии. Наверняка он знает что-то, чего нет в печати. Самсонов рассказал мне, что органы прокуратуры фактически отстранены от разбирательства. В служебном кабинете люди Абакумова, контрразведчики из Смерша, изъяли рабочие тетради коменданта, всю другую документацию. Прокуратура знает о случившемся в общих чертах. Произошло необъяснимое: в то время как по узкому проезду на большой скорости двигался мотоцикл с генералом за рулем, регулировщик на перекрестке дал сигнал встречному движению, колонне грузовиков. Железная махина студебекера ударила бортом мотоциклиста.

Место катастрофы оказалось людным. Среди очевидцев нашелся даже майор медицинской службы. Врач и кто-то из прохожих пытались оказать помощь пострадавшим. Погибли оба — и генерал, и его ординарец Петр Лахов.

Мой приятель, следователь прокуратуры Самсонов сказал мне, что, по свидетельству врача-майора, Николай Эрастович при оказании ему первой помощи на несколько секунд пришел в сознание и произнес слова о том, что шофер не виноват…

Ночью мне позвонил с Берлинского радио поэт-переводчик, репортер Эрвин Хёпке. Он выразил соболезнование нам — берзаринцам. А для него, берлинца, это просто личное горе. Генерал погиб на боевом посту, сознание этого приглушает остроту боли. И еще Эрвин пообещал сделать все от него зависящее, чтобы сохранить надолго в памяти поколений образ этого героя. Процитировал на немецком языке слова Фридриха Ницше из его трактата «Так говорил Заратустра»: «…Моей любовью и надеждой заклинаю тебя: блюди героя в сердце своем! Свято чти свою высшую надежду!»

…16 июня в садоводствах Берлина были срезаны все розы: общим числом 15 тысяч. Уже во второй половине дня гроб стоял в главной советской штаб-квартире в Карлсхорсте. В зале, где пять недель назад Берзарин присутствовал при подписании акта о безоговорочной капитуляции Германии, а потом до утра отмечал Победу.