Василий Скоробогатов - Берзарин

«Боевые друзья! Настал великий час! Пришло время нанести врагу последний сокрушающий удар и осуществить историческую задачу, поставленную Родиной, — добить фашистского зверя в его собственном логове и водрузить над Берлином знамя победы…» Горячие строки воззвания зовут к подвигу, волнуют. Да, настала пора сполна рассчитаться с захватчиками. Мы видели муки и горе, причиненные нашему народу оккупантами. Мы видели пепелища на месте наших городов и сел, помним о наших людях, загубленных фашистами. Теперь, наконец, мы сведем счеты с врагом. Военный совет напоминал нам о пройденном боевом пути:

«Мы идем в Германию после Сталинграда и Украины, после Белоруссии, через пепел наших городов и сел. Горе государству мракобесов! Ничто теперь не остановит нас!» Военный совет напоминал, что пришло время освободить из немецкой неволи наших людей, угнанных на каторгу фашистскими поработителями. Этим людям угрожает смертельная опасность. И чем быстрее мы будем в Германии, тем больше их будет спасено. Одновременно мы поможем полякам, чехам и другим угнетенным народам Европы сбросить цепи рабства. В предстоящих боях мы до конца выполним нашу роль воинов-освободителей.

«…Нам не впервые бить врага. Войска нашего фронта били его смертным боем под Сталинградом и под Курском, на Днестре и на Нарве. Мы били его и тогда, когда он шел на нас со своими подручными. Теперь гитлеровские прихвостни, жестоко проученные Красной Армией, поворачивают оружие против фашистской Германии. Мы били врага и тогда, когда сражались против полчищ захватчиков одни, а теперь вместе с нами его бьют американцы и англичане, французы и бельгийцы. На этот раз мы добьем врага окончательно». Обращаясь к воинам фронта, военный совет призывал каждого участника великой битвы проявить на поле боя мужество, смелость, решительность.

«Мы сильнее врага, — такими словами военный совет заканчивал свое воззвание. — Наши пушки, самолеты и танки лучше немецких, и у нас их теперь больше, чем у врага. Эту первоклассную технику дал нам наш народ, который не жалеет сил и труда для нашей победы.

Мы сильнее врага, так как бьемся за правое дело, против рабства и угнетения. Нас вдохновляет на подвиг партия Ленина — Сталина — партия победы.

В победный и решительный бой, славные богатыри!

Ратными подвигами возвеличим славу наших боевых знамен, славу Красной Армии!»

Гроза грянула в 9.00. Началась доселе невиданная артиллерийская подготовка, а точнее — артиллерийское наступление на плацдарме. Участвовали тысячи орудий разных калибров. Различались залпы артиллерии РГК. Такая обработка вражеских позиций длилась три часа. Выше уже сказано о большой глубине вражеской обороны, в ней, как это и положено, существовали промежуточные и отсечные рубежи. Артогнем надо было все эти инженерные сооружения разрушить. Происходило то, чему я был свидетелем 19 ноября 1942 года, в сражении под Сталинградом. Налицо был неотразимый по своей разрушительной мощи вал огня и стали. То, что артиллерия работала три часа, было своеобразной заботой о человеке. Артогонь вместо штыка — такое практиковалось нечасто. До этого пишущая братия нахваливала штык. Но сам-то «певец штыка» мог бы лично броситься в штыковую атаку? «Пуля-дура, штык — молодец!» — пусть это останется красивой фразой екатерининского генералиссимуса.

На КП нам трудно было разговаривать между собой, мешал ужасный грохот — неподалеку в овражке стояла гаубица, которая неустанно обрабатывала свои цели. И еще донимала «катюша». Но она неподалеку проревела всего пяток раз.

В 12.00 наши стрелковые батальоны, получив команду «Вперед!», поднялись и, стреляя на ходу, двинулись к вражеским позициям.

На нашем участке немцы, узнав о прорывах на флангах, стали с боем отходить, избегая контакта с наступающей пехотой. Вступали в бой только подразделения прикрытия.

Все пришло в движение. Вокруг нас простиралась чуть-чуть всхолмленная равнина, поросшая елочками и сосняком. Ночью в воздухе кружились снежинки, а сейчас воздух был чист, стоял легкий морозец, градусов до пяти. Подразделения сначала двигались по пространству врассыпную, но некоторые из них постепенно стали сворачиваться в колонны и выходить на проселки и к грейдеру, в направлении селения Нова Гура.

У меня была верховая лошадь, я сначала передвигался верхом по дороге вместе с пушками, обозами, санитарной ротой, потом отдал коня связному, а сам пошел пешком.

Отступление противника обозначилось зримо. Но огневые точки немецких арьергардов всё же давали о себе знать.

Не говоря уже о командирах полков и дивизий, большинство высших чинов корпусов, армий находились с нами, непосредственно в зоне боевых действий. С ними небольшими группами передвигались на разных видах транспорта и штабные офицеры. Таким способом оперативные группы офицеров во главе с генералами осуществляли управление войсками.

Поскольку 5-я ударная армия находилась на главном направлении, здесь, у генерала Берзарина, особенно в первые дни безотлучно работал маршал Г. К. Жуков, совмещая свой командный пункт с КП командарма. Как это он практиковал и во время Сталинградской битвы, чему я свидетель, у него между командными пунктами и тылом связь поддерживалась проводными средствами, по радио, а также через офицеров связи на машинах и самолетах. Радиостанции были смонтированы на машинах — колесных и гусеничных.

В первый день наступления с Магнушевского плацдарма маршал Жуков находился фактически в боевых порядках в нашем 9-м корпусе. Мы в этом убедились.

Убедились потому, что произошло дорожное ЧП. По грейдеру, проложенному здесь через небольшое болотце, двигался наш стрелковый полк и еще врезались какие-то грузовики, орудия, обозы. И вдруг возник затор, потому что у какого-то шофера впереди, как говорится, «по закону подлости», заглох мотор. Транспорт напирал друг на друга, и движение прекратилось. Люди суетились, офицеры бегали, отдавая какие-то команды, бегал и я в том числе, а сдвига не получалось. Вдали заскрежетал немецкий шестиствольный миномет.

Я по кочкам, через болотце, отбежал в сторону и остолбенел. Правее, совсем недалеко, виден был изрытый ямами бугор и на нем — курган. В неглубокой траншее — группа высших чинов. Они были узнаваемы — Жуков, Берзарин, авиаторы, танкисты.

Маршал, увидев безобразие на грейдере, оставил свой окопчик и широким шагом направился к скоплению паниковавших людей и техники.

Почувствовал я, что сейчас он крикнет: «Что это такое?!»

И мгновенно, как молния, над столпотворением раздались возгласы: «Жуков! Жуков! Жуков!»

И тут по грейдеру прошло что-то вроде судороги. Сотни рук схватились за свою технику, за транспортные средства. Десятки рук уцепились в борта и скаты злосчастного поврежденного студебекера». Неисправная машина вместе с какими-то ящиками полетела с насыпи в болото. Колонна мгновенно стала выправляться и силой солдатских мускулов, конской энергией, загремевших моторов начала принимать привычную форму: тягачи, обозы, пушки резко сдвинулись, и вся эта масса ринулась вперед.