Сергей Марков - Онассис. Проклятие богини

…Их роман между тем продолжался. Ночи напролёт Мария танцевала с Аристотелем в самом шикарном клубе Монте-Карло «Моана». «Мадемуазель Каллас и мсье Онассис составляют вместе довольно симпатичную пару, — не без сарказма писал один из светских журналистов. — Однако они не могут танцевать щека к щеке, поскольку мадемуазель Каллас ростом намного выше мсье Онассиса. Ей приходится нагибаться и покусывать ему ухо, что, похоже, приводит мсье Онассиса в неописуемый восторг».

В августе 1960 года, пожалуй, впервые в их отношениях напомнил о себе Зевс-громовержец. Мария должна была петь в «Норме» в античном театре в Эпидавре, где её ожидали 18 тысяч зрителей, в том числе отец, Георгиос Каллас, и Аристотель Онассис, что было для неё самым важным… Но разразилась такая мощная гроза с ливнем, что зрители разбежались.

Представление состоялось несколько дней спустя — 18 тысяч зрителей встали и в течение двадцати минут аплодировали великой и несравненной Марии, аплодисменты переходили в овации. Певицу увенчали лавровым венком прямо на сцене. И всю сумму своего гонорара — десять тысяч долларов (что в настоящее время составило бы около двухсот тысяч) она божественным жестом передала в фонд поддержки актёров. После спектакля безмерно гордый Онассис хорошенько выпил со своим неофициальным тестем Георгиосом раки, узо… На премьеру оперы «Полиевкт» в Ла Скала Онассис пригласил своих тогдашних знатных друзей: принца Ренье и принцессу Грейс из Монако, виднейшего политика Израиля Менахема Бегина, крупнейших судовладельцев и банкиров мира — смотреть и слушать «его Марию»… С той премьеры Марии стали аплодировать по 20 минут, а однажды в Метрополитен-опере в Нью-Йорке аплодисменты длились 27 минут — абсолютный рекорд!..

Вездесущих папарацци Мария, мягко говоря, недолюбливала — могла даже и сильно поколотить. Есть фотография, на которой она набрасывается на фотографов… Однажды, выходя из ночного клуба в местечке Эр-е-Луар, она нанесла одному из фотографов точный прямой удар кулаком в нос — и фотограф опрокинулся навзничь. И Онассис нередко разбивал корреспондентам фотоаппаратуру…

Она не любила делиться славой. «Я собирался выйти на сцену, — вспоминал выдающийся тенор Марио дель Монако, который пел с ней в „Норме“ в Ла Скала, — как вдруг почувствовал сильный удар по ногам. На несколько мгновений я застыл на месте, что позволило Марии выйти с улыбкой к рампе и сорвать все аплодисменты, включая и те, что предназначались мне». В прессе её называли «тигрицей».

С некоторых пор она стала интересоваться делами Аристотеля: суммами фрахта, оборотами нефтеналивных судов, торговлей оружием… «Мария, — похвалялся Онассис, — единственная из всех знакомых мне женщин, с которой можно говорить о делах».

Когда она работала, её нервы были на пределе, вспоминал дирижёр Жорж Претр, верный друг Марии. Перед представлением она «не могла думать ни о чём другом. Её мучила бессонница. Её одолевала одна и та же мысль: как превзойти саму себя? Стремление к совершенству было её навязчивой идеей. Однако на отдыхе, в круизах с Онассисом, она забывала обо всём, что не было связано с радостью бытия».

«Репетировать, работать, петь, затем снова работать, репетировать, петь, и так без конца, — говорила она. — Такова была моя жизнь с пятнадцатилетнего возраста. Однако, помимо этого, в жизни имеется и что-то другое».

В 1962 году Мария грустно сказала своей подруге Маджи Ван Зайлен: «Никогда Аристотель на мне не женится. Я больше не верю этому… Возможно, он бы и сделал это, когда я ушла от Баттисты, но мне не хотелось ускорять события… Вопрос чести… Моя гордость всегда вредила и будет ещё мне вредить… <���…> Но что произойдёт со мной, если я не буду петь? Чем я буду заниматься, чем интересоваться, если у меня не будет моей музыки?»

Оперная деятельность Марии стремительно сворачивалась — в 1962 году она выступила лишь в двух представлениях в Ла Скала — в «Медее». Диски она по-прежнему записывала, с концертами выступала. Но уже не с таким фурором, как прежде: 27 февраля в Лондоне она исполняла отрывки из опер и английская пресса её раскритиковала. «Многие звуки, издаваемые теперь Каллас, нельзя назвать благозвучными, — жестоко писала газета „Тайм“. — Они пронзительные, хриплые, неустойчивые и порой даже фальшивые. На оперной сцене или даже на диске её драматическое исполнение и чрезвычайная музыкальность сглаживают эти недостатки, на концерте же подобные качества не имеют времени проявиться».

Она всячески потакала вкусам и капризам Онассиса. Например, её густые длинные волосы ему представились несовременными — и она сделала стрижку. Ему не нравилось, что она носит очки с роговой оправой — и она надела контактные линзы, хотя от них (тогда ещё несовершенных, а то и просто опасных) болели и слезились глаза. Он нашёл её длинные платья излишне помпезными и старомодными — и она стала носить короткие молодёжного покроя…

Они часто ссорились, скандалили. Вот как вспоминает один из скандалов в подъезде их парижского дома музыкальный критик Жак Буржуа:

«Мария стояла на верхней ступеньке лестницы в то время, как Онассис находился внизу. Они так громко кричали, что привлекли внимание соседей, которые, похоже, не без удовольствия наблюдали за разыгравшимся на их глазах спектаклем богачей-знаменитостей. Сначала пара скандалила на греческом, затем перешла на английский, вставляя то и дело в свою речь французские ругательства. Естественно, в дуэте громче и красивее звучал голос Марии».

«Есть справедливость, — заявила она в одном из интервью во время гастролей в США. — И она восторжествовала. Бог есть. Он коснулся меня своим перстом».

«Сначала я потеряла вес, затем я потеряла голос, теперь я потеряла Онассиса» — эти слова поздней Каллас подтверждают мнение, что «чудесное» похудение в конце концов катастрофически сказалось на её вокальных данных и на её сердце. На закате жизни La Divina написала в одном из писем вероломному Онассису, который предпочёл ей вдову президента США Кеннеди: «Я всё время думаю: почему мне всё давалось с таким трудом? Моя красота. Мой голос. Моё короткое счастье…»

Мария Каллас была судьбой Аристотеля Сократеса Онассиса.

На самом деле Онассис и греческие олимпийские авиалинии Olympic Airways купил не потому, что всерьёз надеялся реанимировать авиакомпанию, и не потому, что имел некий внятный, в который и сам бы верил, бизнес-план. А ради неё: дабы голос Божественной Марии звучал и на небесах, на высоте десять тысяч метров. И планировал заменить логотип крупнейшего в Греции авиаперевозчика на графический профиль Марии Каллас. (Решение о покупке авиакомпании он принял в ночь после того самого исторического бала в Венеции.) С 1957 по 1974 год Аристотель Онассис (во второй половине 1950-х — самый богатый человек в мире) был монопольным владельцем национальных авиалиний. (Формально авиакомпания, созданная 6 апреля 1957 года Аристотелем Онассисом на базе Hellenic National Airlines, обанкротившихся в 1955-м, была передана ему греческим правительством в концессию.)