Владимир Исаков - Мятеж против Ельцина

Сначала он сказал, что внимательно следит за моими публикациями в «Советской России» и считает, что я в целом правильно отражаю взаимоотношения в руководстве: экономическую и политическую войну против Союза, которую под флагом суверенитета ведет Россия. С этой темы разговор естественным образом перешел на злобу дня. Горбачев заявил, что он не видит политических и экономических причин для развала Союза, что все дело в неукротимом властолюбии Ельцина, его нежелании иметь конкурентов. Ельцин даже не понимает, что значит «прекратить Союз», какой пласт военных, дипломатических, правовых проблем это потянет, сколько миллионов человеческих судеб перевернет…

Я согласился, что политика российского руководства замешана на авантюризме. Рано или поздно люди это поймут и тогда Ельцина, обманувшего их, возненавидят куда более люто, чем ненавидят Вас… Бестактность, конечно, но мне захотелось сказать это Горбачеву. В ответ — ни улыбка, ни усмешка — взгляд.

Почему распался Союз? Можно ли было это предотвратить? Горбачев повторил свою любимую мысль о пагубности насилия в политике. Я согласился, но с оговоркой: да, сейчас поздно, не поможет. Но когда загорелся первый дом в деревне —1988 год, Нагорный Карабах — надо было действовать жестче и использовать все возможности, чтобы загасить этот очаг. Горбачев тут же свернул эту тему, было видно, что она ему неприятна.

Далее речь зашла о ближайших перспективах. Я сказал, что самое страшное, что только может случиться — полное безвластие в стране, которое воцарится, если российская власть себя дискредитирует и ей перестанут подчиняться. Это будет настоящей катастрофой — ни Союза, ни России.

— Что же делать, собирать союзный съезд? — спросил Горбачев. Я возразил: по-моему, это бесполезно, время упущено. Созыв съезда будет воспринят в республиках как попытка опрокинуть их решение, вступить в конфронтацию. Съезд, возможно, придется собрать летом или даже раньше, если начнется прямой развал государственных структур. Да и конституционные вопросы остались неурегулированными — если Союз на самом деле прекратился, это надо оформить конституционно. Горбачев ответил, что надо подумать, а с последним согласился.

Во время нашего разговора Горбачева дважды отвлекал телефон, точнее, электрический сигнал на большом пульте слева. Затем подошел с запиской секретарь. Горбачев прочитал записку, сложил ее вдвое, вздохнул:

— Просится Собчак, у него самолет. Если хотите, можете подождать, минут через 15–20 продолжим.

Пережидать Собчака мне не захотелось:

— Не стану отнимать у Вас время.

— Заходите, всегда буду рад Вас видеть.

В приемной, действительно, сидел, прикрывшись газетой, Собчак. Памятуя о его ярком выступлении в поддержку соглашения об СНГ, я меньше всего ожидал его здесь увидеть. Пришел добить, наговорить гадостей? Вряд ли. Стало быть, извиниться, оправдаться, отмолить грех на будущее?.. Попрощавшись с секретарем, я закрыл дверь приемной.

Скользя по булыжникам Красной площади, я мысленно прокручивал только что состоявшийся разговор с Горбачевым. Может быть, надо было все же остаться? Зачем? Впрочем, если бы удалось встретиться с ним в другой обстановке, он мог бы рассказать, наверное, немало интересного…»

И в заключение приведу запись-размышление из своего дневника от 22–28 октября 1991 г.

«Итак, ненавистного Центра больше нет, суверенитет завоеван… Может, кто-нибудь сказать: за что воевали!? Нет, ни против кого — это все знают — а именно за что, за какие цели? По здравому размышлению приходишь к выводу, что в этой войне союзные республики крепко проиграли: за суверенитет по отношению к СССР заплатили всем остальным своим суверенитетом… Самое время подсчитать, во что обошлась народу эта война.

Экономика развалена. Стремительно раскручивается спираль инфляции. Единой армии нет, появились республиканские армии и вместе с ними — угроза межреспубликанских вооруженных конфликтов по югославскому образцу. Разрыв традиционных устоявшихся связей больно ударил по русскоязычному населению в республиках. Специалисты прогнозируют, что уже в ближайшее время в Россию хлынут миллионы беженцев. Очаги межнациональной напряженности вспыхнули и в самой России. Международные позиции СССР утрачены. Место некогда великой державы заняла кучка грязных оборванных побирушек, клянчащих кредиты и гуманитарную помощь на всех международных перекрестках.

Что мы приобрели в этой войне? Демократические свободы? Призрак рынка? Приватизацию, удивительно похожую на организованное расхищение государственной собственности? Коррупцию на всех этажах государственной власти? Новые права и привилегии для кучки российских бюрократов? Грубую дезинформацию общественности «свободными» российскими СМИ, успешно продолжающими «лучшие традиции» прежнего «советского» агитпропа?..

Горечь и разочарование вызывает наша «свободная» демократическая печать. Сегодня она полна предчувствий надвигающейся беды, трубит о кризисе, об опасности диктатуры. Где же вы были раньше, когда сеялись зерна этой самой диктатуры, когда, после первого Съезда со стороны исполнительной власти начались нарушения Конституции, законов? Восторгались? Аплодировали? Старались не замечать? Помогали, насколько это возможно, уничтожить авторитет и влияние представительных органов? Чему же вы теперь удивляетесь? Не вы ли создали этот самый кризис?..

Расколоть и перессорить общество оказалось значительно проще, чем объединить его для возрождения России».

Когда журналисты пытаются выведать у меня что-нибудь «этакое» про Ельцина, я их разочаровываю: во время его секретарства в Свердловске я был вузовским преподавателем — «обыкновенным доцентом» — и наши орбиты нигде не пересекались. В период предвыборных кампаний 1989 — 90 гг. — да, был сторонником Ельцина, но ни тогда, ни позже не входил в состав его ближайшего окружения.

С Б. Ельциным я познакомился во время его выдвижения народным депутатом СССР. Оно проходило бурно. Власти, партийные и советские, как могли, старались этому выдвижению помешать и делали это нелепо, глупо: запрещали митинги, собрания, прекращали печатание предвыборных материалов. И чем больше мешали — тем больше народ «заводился». На заводах, в институтах, на собраниях в жэках — везде выдвигали Ельцина. Состоялось и очень бурное общегородское собрание избирателей в ДК имени Свердлова, на котором также выдвинули Ельцина. Кассету с записью этого собрания я вызвался во время очередной командировки отвезти в Москву, чтобы передать Б. Ельцину.