Владимир Исаков - Мятеж против Ельцина

Съезд шел к концу. В один из последних дней меня вновь позвал Ельцин и вручил несколько густо исписанных листков: «Вот, написал ночью. Надо успеть принять».

Это был написанный лично им проект постановления «О разграничении функций управления организациями на территории РСФСР». С трудом разбирая ломаный ельцинский почерк, я переписал проект на машинке, исправив в нем неточности терминологии и явные погрешности стиля.

С первого взгляда было видно, что проект носил конфронтационный характер. Совет Министров РСФСР выводился из подчинения Союзного правительства и передавался в ведение Съезда народных депутатов и Верховного Совета РСФСР. Тем самым рушилась единая вертикаль исполнительной власти. В юрисдикции Союза ССР оставлялись лишь девять министерств и ведомств — все остальные переводились в ведение России. МВД РСФСР переподчинялся Совету Министров РСФСР. Учреждались российская банковская и таможенная системы. Совету Министров РСФСР предлагалось заключить прямые договоры с союзными республиками и иностранными государствами, оформить в договорном порядке с Правительством СССР отношения по управлению союзной собственностью и осуществлению функций союзных ведомств на территории РСФСР… По существу это был ультиматум союзному руководству, неприкрытое требование о переделе экономической и политической власти.

Куда ведет этот шаг? Я подавил нахлынувшие сомнения: «Река сносит. Для того чтобы достичь цели, надо править выше». Да и подзаголовок постановления — «Основа нового Союзного договора» — успокаивал, намекал, что объявленные в нем цели будут достигаться мирным путем, через диалог, а не через войну и конфронтацию.

Постановление было вынесено на голосование в последний день работы, когда изнывающие на чемоданах депутаты мечтали только об одном — чтобы этот бесконечный съезд когда-нибудь закончился. Проголосовали сходу, без обсуждения. Уставшие от заседаний депутаты поверили на слово: все будет нормально.

* * *

Пока в Большом кремлевском дворце кипели страсти — депутаты спорили, голосовали, вносили и отвергали поправки, давали интервью, выступали по телевидению, переводили дух в буфетах и вновь возвращались в зал, жизнь огромной страны шла своим чередом. Как раз в дни работы съезда праздновалось 85-летие со дня рождения М. А. Шолохова. Выступая на вечере в Большом театре СССР, выдающийся российский прозаик Анатолий Калинин, признанный наследник шолоховского таланта, сказал в украшенный золотом и красным бархатом зал:

«Родина моя, что же это творится с тобой и со мной? Ибо над Родиной Григория Мелехова и его творца, к подножью которого принесли мы цветы своей любви и благодарности, нависла сегодня угроза и опасность самому существованию ее как единого могучего государства. Я не только о России говорю, которая является матерью Шолохова, но и обо всем нашем многонациональном Союзе, сыном которого он всегда себя считал и оставался преданным ему до последнего часа жизни. Однако, конечно, в первую очередь о России — и потому что без нее невозможно представить себе наш Союз, и потому что тот праздник души, который объединил нас сегодня под сводами Большого театра, знаменательно совпал с теми днями и часами, когда под другими державными сводами решается сама судьба Российского государства. Судьба потомков Мелеховых, которые в таких муках и страданиях, наперекор ввергнувшим их в обман и братоубийственную войну силам, вырвались из замкнутого круга к свободному труду на свободной земле, к любви и всеобщему братству.

Неужели же и теперь, уже в наши дни, они поддадутся обману тех, кто, отлучая их от коммунистов, готов уже объявить вне закона и всю партию, без которой неминуемо развалятся, распадутся на кровоточащие куски и вся Россия, и весь наш Союз народов? Понимают ли это те, кто, поднимаясь на самую высокую трибуну Родины и призывая к национальному согласию, обрекает провозглашаемую ими суверенность России на самоизоляцию от братских народов?

Не представляю себе, что у нее, даже самой великой и могущественной, не может быть в наше время суверенности вне незыблемой и выстраданной столетиями суверенности границ всего нашего Союза. Иначе и Россию, и все наше союзное единство немедленно разбазарят, разворуют и растащат, опять ввергнув, но теперь уже потомков Мелеховых, в кровавую междоусобицу, в братоубийственную войну…»

Многие ли были способны осознать так ясно угрозу, которую уже почуяло, обливаясь слезами и кровью, чуткое писательское сердце?..

Ни на йоту не верю в совпадения, приметы и чертовщину. Но председателем палаты — Совета Республики Верховного Совета РСФСР — меня избрали почему-то именно тринадцатого числа —13 июня 1990 года.

Первое организационное заседание палаты открыл и вел Б. Ельцин — Председатель Верховного Совета РСФСР. На должность председателя палаты выдвинули четыре кандидатуры, в том числе — мою. Предлагая свою кандидатуру, Б. Ельцин счел необходимым «развеять подозрения»: «Я давно знаю товарища Исакова, и самое интересное — мы земляки. Он во многом помогал мне в подготовке всей этой работы. Но как раз, может быть, из этих соображений мне и не хотелось назвать именно его кандидатуру. Мы вот посоветовались, и решили, что это будет не совсем этично».

В первом туре голосования вообще никто не прошел. Во втором депутат В. Мазаев задал вопрос: «Кто, на Ваш взгляд, должен разрабатывать стратегию внутренней и внешней политики страны: ведущие политические партии, Съезд или Верховный Совет?» Я на это ответил, что стратегию разрабатывать не запрещено никому, но определять ее должен высший орган государственной власти. Ответ понравился, вызвал аплодисменты. Это, похоже, и склонило чашу весов в мою пользу.

В качестве своего заместителя я предложил избрать Александра Альбертовича Вешнякова, рекомендованно

[В исходном файле отсутствуют три страницы]

прошли полный круг и вернулись практически к тем же самым проблемам…

Очень доброжелательно встретил нас и председатель родственной палаты — Совета Союза — И. Д. Лаптев. Договорились о взаимном обмене информацией, документами палат. Буквально на следующий день у меня на столе лежали свежие бюллетени заседаний Совета Союза, законопроекты… Соглашение действовало вплоть до распада Союзного парламента.

Осталась в памяти встреча с премьер-министром СССР Валентином Павловым. Он оказался человеком остроумным, с хорошим чувством юмора. Разговор как-то сразу пошел в доверительном тоне. Однако неприятно царапнула такая деталь: в тех местах, где разговор выходил на острые темы или нелицеприятные оценки, Павлов переходил на шепот, а отдельные фразы даже писал на бумажке. Как, выходит и здесь тоже?..