Леонид Кравченко - Лебединая песня ГКЧП

Планшеты устанавливали на стульях, а в качестве помощников режиссера, которые попеременно снимали планшеты, выступали зав. международным отделом ЦК КПСС Леонид Замятин (затем он станет послом в Англии) и ваш покорный слуга — Леонид Кравченко. Планшеты высокие — до полуметра. И, конечно, Горбачеву, приходилось глазами прочитывать строчки текста сверху вниз. Поэтому было заметно по глазам, что он то поднимает их, то опускает.

Вообще это и в самом деле был «дедовский» вариант, который уже после первой передачи Горбачев забраковал. Наконец придумали самый простой. На столе устанавливали подставку, подобно тем, что используются для настольных календарей. На ней размещались четвертинки текстов. При выступлении сам Горбачев легким движением снимал поочередно эти тексты, слегка заглядывая в них.

Михаилу Сергеевичу очень помогала его великолепная память, поэтому тексты своих обращений, заявлений он знал почти наизусть.

Я практически на всех записях бывал рядом. Но у меня была и еще одна необычная функция. Горбачев никак не мог привыкнуть к тому, что ему приходится обращаться не к людям, а к телевизионным камерам, за которыми стоят безмолвные телеоператоры, ему хотелось видеть чьи-то глаза, живую реакцию на выступление. И тогда он однажды попросил меня: «Леонид, попробуй, пожалуйста, расположиться между камерами на стуле, а я вроде как буду обращаться к тебе». Потом, улыбнувшись, добавил: «Ты у меня будешь олицетворять советский народ». Он таким образом видел мою живую реакцию на его телевизионное выступление.

Обычно Горбачев репетировал, и мы делали пробные записи. А потом еще раз он смотрел текст, приглашал и меня посмотреть, чтобы язык был более разговорным, образным, без всяких канцеляризмов.

Обычно проводили еще один-два дубля. А потом я слышал от него приглашение: «Давай вместе посмотрим тут же, и если что не так, из двух-трех записей сделаете как надо».

Я всегда посылал кассеты с записями выступлений фельдпочтой Горбачеву домой еще до эфира. Но бывали случаи просто драматические — вдруг ему все-таки запись не нравилась. Тогда следует от него звонок, обычно уже поздно вечером: «Леонид, запись мне не понравилась. Текст надо улучшать. Давай утром перезапишем».

Что такое перезапись утром, надо только себе представить! Это означало для меня найти по телефону правительственной связи коменданта Кремля, начальника службы безопасности Президента, представить им списки всех наших работников, кто будет на съемке задействован, а это две машины передвижной, телевизионной станции, инженеры, техники, операторы, осветители, гример, главный режиссер службы информации, директор телецентра и я. Всего не менее 20 человек. Как правило, все эти люди входили в число тех, кто имел доступ высшей степени, все проверенные. Все-таки мы рядом находились и бок о бок работали на съемках с самим Президентом.

Уже в 6.30 утра машины и все инженеры и техники были в Кремле, где проходили телезаписи. Ночь для меня почти бессонная, но ничего не поделаешь. И откладывать перезапись некуда, ведь завтра уже эфир!

В отношениях с телевизионщиками Михаил Сергеевич был всегда внимателен. Заботился, чтобы всех и чайком, и сладостями угостили. Особенно он приветлив был по отношению к нашей девушке-гримеру, действительно очаровательному существу и прекрасному профессионалу.

Бывало, что начало съемки откладывалось на час, а то и два. Возникали непредвиденные обстоятельства, неотложные дела, встречи у Горбачева. Перед нами он всегда извинялся. Заранее сообщал, сколько примерно продлится ожидание.

Трудно даже подсчитать, сколько таких съемок в Кремле и личных встреч состоялось у меня с Горбачевым. Одна из них запомнилась особенно. В 1991 году отмечалось 60-летие Горбачева. Все было обставлено чрезвычайно скромно. По этому поводу не было никаких официальных сообщений. Мне стало известно о том, что готовится фотосъемка, и Виталий Игнатенко, его пресс-помощник, предупредил, что, возможно, будет и телевизионная съемка, и в этой связи необходима телевизионная творческая группа. Я решил на всякий случай тоже присутствовать и поздравить юбиляра. Захватил с собой секретно снимавшийся в разное время сугубо биографический телефильм о Горбачеве. Это многолетние наблюдения, начатые телевизионными журналистами, земляками Михаила Сергеевича, еще на Ставрополье. И я оказался в приемной в тот момент, когда высшие политические руководители страны приехали его поздравить.

Мне удалось зайти к Михаилу Сергеевичу, поздравить и передать видеокассету. Он сказал, что сегодня никакой телевизионной съемки быть не должно. Мне показалось, он даже голос повысил, чего никогда не делал. Он уже был обеспокоен тем обстоятельством, что в стране нарастало недовольство, популярность его снижалась, и оценивал это достаточно трезво, реально.

Потом Михаил Сергеевич пригласил меня в другое помещение, где был накрыт стол, за которым собрался чрезвычайно узкий круг руководителей. По сути, там собрались люди, которые через 5 месяцев вошли в состав ГКЧП. На столе была закуска в очень ограниченном ассортименте, и, помнится, все выпили по три рюмки, поздравили Михаила Сергеевича, пожелали доброго здоровья ему, Раисе Максимовне, матери. Он расчувствовался, сказал, что надо бы к матушке заехать, навестить. Вспомнил родителей, которые, слава богу, наделили его хорошим здоровьем, иначе не выдержал бы всех нагрузок. Благодарил товарищей за то, что тепло отнеслись. Все продолжалось не более 30-^40 минут. Меня поразила чрезвычайная скромность, с которой был отмечен юбилей. Причем это не было какой-то показухой, игрой на публику. Все было просто, естественно, по-дружески.

Мне довелось быть в двух поездках с Горбачевым в качестве члена делегации. Первая — в Японию, во время официального визита Президента СССР, который долго-долго откладывался, потому что нельзя было ожидать каких-то реальных успехов, ибо японская сторона рассчитывала исключительно на решение вопроса северных территорий, а Горбачев не имел права давать какие-то обещания. Тем более что до этого Ельцин успел жестко высказаться на эту тему. Конечно, приятно было дважды побывать на приемах в императорском дворце, встретиться с руководителями средств информации Японии, но главное — переговоры. В ходе этих переговоров Горбачев проявил себя незаурядным мастером дипломатической игры. Это были полные драматизма многочисленные раунды баталий сверх всяких лимитов. Кайфу, тогдашний премьер-министр Японии, чувствовал себя еще школяром и откровенно терялся на переговорах.

И вторая интереснейшая поездка с Горбачевым — в Лондон на встречу «большой семерки». Там наша исходная позиция была чрезвычайно уязвима: страну охватил кризис, мы остро нуждались в финансовой помощи. Но зарубежным партнерам было не ясно, с кем им предстоит иметь дело: с Советским Союзом или с отдельными государствами, которые создаются на территории некогда великой державы. Чувствовались настороженность лидеров «большой семерки», их неверие в то, что деньги, которые они выделят, будут с толком потрачены. И тем не менее Горбачев находил самые малые резервы для того, чтобы отстаивать свою позицию, укреплять доверие и к нему лично, и к тем обещаниям, которые он давал от имени страны. Он, несомненно, добился успеха в глазах международного общественного мнения, в глазах «большой семерки», хотя к этому времени у нас в стране уже сформировалась мощная оппозиция, которая стремилась принизить результаты этих переговоров.