Никколо Каппони - Макиавелли

Сила трудов Ридольфи, не считая множества впервые обнаруженных доказательств, заключается в его понимании того, что Макиавелли обладал особым флорентийским характером, встречающимся и по сей день, и что его улыбка отражала не столько присущий ему цинизм, сколько цинизм его родного города. Теперь Макиавелли хотя бы стали воспринимать как человека, даже если Ридольфи продолжал видеть в нем гения, хотя мифы отличаются завидным долгожительством и так просто не исчезают — периодически появляются издания «Государя» с допотопными и набившими оскомину комментариями. И авторы и издатели не прочь чуть заработать за счет «старины Ника», причем без особых усилий.

Несмотря на известность — куда более широкую, чем самого Макиавелли, — «Государь» ни в коем случае не является главным трудом Никколо, поскольку это место по праву занимают его пьесы. «Мандрагору» и «Клицию» также можно рассматривать как пример развития его идей и житейских воззрений и представлений о человечестве, менявшихся с течением лет от весьма пессимистичных до несколько более обнадеживающих. Однако не следует забывать, что изначально обе пьесы были написаны для флорентийской публики и все сочинения Макиавелли, в сущности, связаны с Флоренцией.

Действительно, Никколо временами мог быть неистовым патриотом, хотя это не всегда относилось к Италии в целом, о чем свидетельствует его работа «Рассуждение, или Диалог о нашем языке» (Discorso о dialogo sulla nostra lingua), датировка которой не установлена, на страницах которой разворачивается воображаемый диалог Никколо с флорентийским поэтом XIII века Данте Алигьери, в котором Макиавелли обвиняет автора «Божественной комедии» в дурном обращении со своими согражданами. Диалог задуман с целью вновь подтвердить верховенство флорентийского языка, в особенности изюминку повседневной речи, в отличие от более формальной тосканской речи литераторов. С той же целью однажды на вопрос одного венецианца о попытках ученого Пьетро Бембо обучать тосканцев флорентийскому языку Никколо саркастически заметил: «Я отвечу вам так же, как вы ответили бы флорентийцу, которые пытается учить венецианцев венецианскому».

Флорентийское происхождение и знакомство с трудами классических авторов означало бесспорное умение Макиавелли разбираться в людях и житейских ситуациях, зачастую замутнявшееся свойственным ему провинциализмом и в то же время некоторой склонностью отвлеченно воспринимать действительность. К тому же его высокое мнение о собственных талантах вкупе с довольно резкой манерой высказывать свое мнение доставили ему немало неприятностей. После отставки в 1512 году убежденность Никколо в том, что его знаний и опыта вполне достаточно, чтобы положительно зарекомендовать себя в глазах нового правительства, подвигло его принять сначала деспотическое, а затем так называемое демократическое решение политических проблем Флоренции. В действительности «Государь» и «Рассуждения» писались для весьма своеобразного правителя, чем никак нельзя пренебречь, объясняя противоречивость мышления Макиавелли. В особенности после возвращения Никколо выработал в себе склонность подстраивать свои мысли и сочинения под желания людей или то, что он принимал за их желания, неизменно ради почестей и выгоды (honore et utile). Увы, но Макиавелли оказался не слишком удачлив в этой игре и сумел вернуться в политику лишь благодаря содействию могущественных покровителей, не только наслаждавшихся его обществом и остроумием, но и ценившим его таланты. Куда лучше более поздних авторов они понимали все присущие Макиавелли слабости и огрехи, зачастую их шокировавшие или даже задевавшие за живое; они мирились с ними, временами хохотали над его эскападами, считая его прежде всего не гением в политике или литературе, а попросту умным, образованным, веселым и занятным человеком, флорентийцем до мозга костей.

Игра слов. В английском языке словосочетание Old Nick («старина Ник») является эвфемизмом слова «дьявол». Предположительно оно закрепилось в языке как аллюзия на имя Макиавелли (см. эпилог). (Примеч. перев.)

Сер — принятое в Италии того времени обращение к нотариусам. (Примеч. перев.)

Второе название Приората. (Примеч. перев.)

Господин, почетное звание знатных граждан Флоренции, а также судей, почетных докторов медицины и юриспруденции. (Примеч. перев.)

Тем не менее до сего дня флорентийцы уверены, что ждать из Пистойи не стоит ничего, кроме двух вещей: проституток и плохой погоды; к тому же аббревиатура «РТ», обозначающая транспорт из этого городка, расшифровывают не иначе как puttane е temporali, то есть «блудницы и ненастье». (Примеч. авт.)

Древнеримский писатель, филолог, философ и теоретик музыки, живший в V веке н. э. (Примеч. перев.)

Великий итальянский гуманист и историк (1392–1463). (Примеч. перев.)

Представители шестнадцати районов (знамен) Флоренции. (Примеч. перев.)

Совет Ста — по сути, выборный сенат. Совет Семидесяти обладал функциями правительства; при нем были созданы два комитета: Совет Восьми (отвечал за внешнюю политику и ведение войн) и Совет Двенадцати Добрых Мужей (ведал финансово-кредитной и торговой политикой, вопросами внутренних дел и юстиции). (Примеч. перев.)

Бенефиций — некая собственность, передаваемая в пожизненное пользование на условии несения службы. (Примеч. перев.)

В некоторых источниках им соответствуют старшие и младшие цехи, а принадлежавшие к ним ремесленники назывались соответственно «жирным народом» и «тощим народом». (Примеч. перев.)

То есть выходцам из народа, простолюдинам. (Примеч. перев.)

Гостия — лепешка из пресного пшеничного теста; используется католиками и лютеранами во время таинства евхаристии. (Примеч. перев.)

Однажды во время всеобщих выборов каноник флорентийского собора — большой ученый и тому же человек набожный и весьма разумный — сказал мне: «Надеюсь, коммунисты проиграют». Помолчав, он затем с кривой ухмылкой добавил: «Иначе священники первыми заключат с ними сделку». Затем хлопнул себя по губам и тихо рассмеялся: «Ой, что это я ляпнул?!» (Примеч. авт.)

Курсив мой. (Примеч. авт.)

Сады Ручеллаи (Orti Oricellarii) — центр философских и литературных бесед флорентийской молодежи, расположенный в имении мецената, ученого-историка и любителя литературы, друга Макиавелли Бернардо Ручеллаи (1495–1520). (Примеч. перев.)