Лариса Черкашина - Наталия Гончарова

Наталии Николаевне так и не довелось свидеться со своими благородными родственниками. К тому времени, когда писались эти строки, Жаннет уже не было на свете. Тетушка умерла в тот самый год, когда незнаемая ею племянница Натали Гончарова стала женой первого поэта России.

…Семнадцатилетняя Эуфрозина Ульрика, урожденная Липхарт, венчалась с бароном Морисом фон Поссе в Дерпте (нынешний Тарту) в мае 1778 года. В сентябре следующего года в молодом семействе родилась дочь Иоганна Вильгельмина — та самая «тетушка Жаннет». Спустя пять лет красавица баронесса бежала из отчего дома, оставив отцу (матери Ульрика лишилась рано, в детстве), отставному ротмистру Карлу Липхарту, маленькую дочь.

Весть о смерти в далекой России дочери-беглянки долетела и до бедного отца: в следующем, 1792 году, несчастный Карл Липхарт скончался, поручив любимицу-внучку Иоганну заботам сына Рейнгольда и его невестки.

Пройдет время, и юная баронесса выйдет замуж за Федора Левиза оф Менара, участника войны с Наполеоном. Портрет боевого генерала кисти английского живописца Джорджа Дау и поныне украшает знаменитую галерею героев 1812 года в Зимнем дворце.

Славный генерал-лейтенант Федор Левиз оф Менар, шотландец по происхождению, приходился дядей Наталии Николаевне. В супружестве с баронессой Иоганной Вильгельминой на свет появились двенадцать детей! И, как писала Наталия Николаевна, у «тетушки Жаннет», действительно, была большая семья.

В письме к Ланскому есть и такие строчки: «Ты говоришь о некоем Любхарде и не подозревая, что это мой дядя. Его отец должен быть братом моей бабки — баронессы Поссе, урожденной Любхард».

Речь идет о младшем сыне Рейнгольда Липхарта (так правильно звучит фамилия!) Карле Готтхарде Липхарте, владельце многих имений. Да и его отец, воспитавший маленькую племянницу Иоганну, был человеком весьма состоятельным: в замке Ратсхоф, близ Дерпта, хранились богатейшие коллекции фарфора и скульптуры; библиотека насчитывала тридцать тысяч томов; картинная галерея поражала воображение заезжих путешественников и гостей дома полотнами кисти знаменитых художников Европы. Все эти богатства впоследствии и перешли к Карлу Готтхарду, еще более украсившему свое фамильное гнездо лучшими образцами искусства: не зря усадьбу Ратсхоф окрестили «маленьким Версалем».

Так что лифляндские родичи Наталии Николаевны отличались и богатством, и знатностью, и любовью к прекрасному.

Необыкновенная красота баронессы Эуфрозины Ульрики, о которой в семье ходили легенды, словно по наследству, передалась ее дочери, а затем — в полной мере и внучке Наталии Гончаровой.

…Когда в 1837-м в Зимнем дворце случился пожар, то страже был отдан приказ: спасать из огня лишь самые ценные вещи.

Один из офицеров, оказавшись в апартаментах фрейлины Екатерины Ивановны Загряжской и увидев в незатейливой черепаховой рамке миниатюру, с изображенной на ней очаровательной женской головкой, не раздумывая, схватил безделушку. И позже на вопрос чиновника, ведущего реестр спасенному имуществу, — что побудило его взять столь незначительный предмет, безымянный спаситель воскликнул: «Я не мог оставить изображение такой редкой красавицы в добычу огню!»

После смерти Екатерины Загряжской семейная реликвия досталась ее племяннице Наталии Пушкиной. О дальнейшей судьбе единственного портрета красавицы баронессы неизвестно — стал ли он и впрямь «добычей огня», когда после октября семнадцатого полыхали по всей России дворянские усадьбы?

…Добрейшая Александра Степановна, сочувствуя печальной участи молодой женщины, проявила редкое великодушие: приняла чужестранку, а чуть позже и ее новорожденную дочь Наталию, в будущем Наталию Ивановну Гончарову, в свое семейство. Наталия осиротела рано, в шесть лет, и Александра Степановна заменила ей мать, уравняв в правах с родными детьми. Всю свою жизнь Наталия Ивановна вспоминала о приемной матери с чувством дочерней признательности.

Много позже именно Наталии Ивановне Гончаровой, урожденной Загряжской, и достанется по разделу между сестрами Екатериной и Софьей родовая ярополецкая усадьба.

В ней она проживет свои последние годы и будет похоронена в августе 1848 года, — неподалеку от имения, на кладбище Иосифо-Волоцкого монастыря.

В этот монастырь Наталия Ивановна каждый год пешком ходила на богомолье и проводила в молитвах и посте до двух недель. Щедрая прихожанка, она делала в монастырь богатые пожертвования. Набожной Наталии Ивановне и суждено было умереть здесь, в древних стенах, во время одного из паломничеств. Могила ее утрачена в тридцатые годы прошлого века — самые безбожные времена, в разгар борьбы с верой и церковью, когда по старым монастырским надгробиям в одночасье прошелся бульдозерный каток…

Безмолвны надгробные камни, и теперь уж никогда не узнать, где, на каком месте оплакивала свою потерю Наталия Николаевна…

В фамильной гончаровской летописи упоминается об одном необычном, почти мистическом случае — в спальне, куда вошла Наталия Ивановна, вернувшись из Москвы со свадьбы дочери, вдруг со стены сорвалось зеркало и разлетелось на мелкие осколки. «Не пройдет это даром!» — охнула Наталия Ивановна. Того печального предзнаменования она никогда не забывала, особенно уверовала в его силу, когда донеслась до нее горькая весть о гибели на дуэли поэта, ее зятя, которого она успела полюбить и привязаться к нему всей душой. Надев тогда черное траурное одеяние, она уж больше его не снимала…

В рукописном отделе Российской государственной библиотеки хранится альбом Наталии Ивановны, где на страницах ею собственноручно вписаны пушкинские стихи.

Любопытный исторический факт. Перед свадьбой Наталия Ивановна обещала выделить своей Таше в приданое двести ярополецких крестьян. Но потом, видимо, передумала. Благой материнский порыв так и не был исполнен.

…Некогда во дворце висел портрет трех юных сестер Гончаровых: Екатерины, Александры и Натали. Оставался он там и после революции, когда в доме разместилась сельская школа.

В этой школе до войны училась уроженка здешних мест Антонина Павловна Кожемяко, известная во всей округе благодаря созданному ей в Яропольце народному краеведческому музею. И как ни удивительно, но только в ее памяти и живут образы юных барышень, что приезжали сюда, в позапрошлом столетии, погостить к маменьке:

«На всю жизнь запомнила я общий портрет сестер Гончаровых. В овальной рамке, небольшого размера. На одной из сестриц было розовое кружевное платье, на другой — нежнозеленое, на третьей же — голубое.