Ольга Володарская - Граф Сен-Жермен

сочинившим немало грациозных вещиц и виртуозно владевшим скрипкой? Или художником и ценителем искусства, который заставлял драгоценные камни на своих картинах сиять как настоящие, сам превосходно разбирался в живописи и владел подлинным Рафаэлем? Или предпринимателем, промышленником, который щедро делится своими производственными секретами и рецептами и берет под свое покровительство других изобретателей? Или путешественником, «гражданином мира», который объездил чуть не весь свет и везде был как дома, бегло и непринужденно говорил на местном языке, как уроженец страны, и был вхож в дома самых высокопоставленных вельмож и правителей? Или необыкновенно одаренным существом, чьи таланты и умения столь высоко превознеслись над тем, что природой отпущено ординарной посредственности, а потому вызывают столько злобной зависти и клеветы, желания осмеять и очернить? Или проходимцем, авантюристом, ловким шарлатаном, дурачившим доверчивых людей сказками о своем якобы высокородном происхождении, хвастуном, беззастенчиво преувеличивавшим свои более чем скромные данные? Героем памфлетов, забавных историй, сплетен, анекдотов и пустых россказней, которыми потчуют слушателей, когда ни о чем серьезном говорить не могут? Или посвященным высшей ступени, бессмертным розенкрейцером, масоном, тамплиером — членом тайных лож и секретных орденов, которые много веков невидимо вершат историю Европы и Нового Света? Или Учителем, Владыкой Желтого Луча и Фиолетового Пламени, высшим существом, посланцем тех верховных сил — «Верховной Иерархии» Учителей Мудрости, что правят миром, ведают его судьбами и вершат высший суд над человечеством?

Да-да, все это он. Тот, кто вошел в историю как граф Сен-Жермен.

Был конец ноября. Стояла обычная для этого времени года промозглая сырость, серое небо хмурилось, и вскоре из низко нависших над островерхими крышами туч посыпался колкий снежок. Скудный свет с улицы едва освещал многочисленные фолианты на плотно заставленных полках, рядами заполнивших кабинет вдоль всех четырех стен и достававших до самого потолка, тускло отсвечивало золотое тиснение на кожаных корешках. Лондонский антиквар и страстный собиратель редких книг Ханс Слоун положил перед собой письма, полученные с утренней почтой. Одно из них привлекло его внимание. Оно было из-за границы. Отправлено из Голландии, написано по-французски. Антиквар перевернул листок: подпись и имя приславшего письмо были совершенно ему незнакомы. Хм, интересно, интересно…

Он стал читать строки, написанные убористым мелким почерком:

«Гаага, 22 ноября 1735 г.

Сэр,

Давно зная Ваше пристрастие к редким книгам и ту заботу, которую Вы проявляете о постоянном пополнении Вашей прекрасной и обширной библиотеки, я подумал, что доставлю Вам удовольствие, рассказав об одной чрезвычайно редкой и необычной книге; это копия второй в мире книги, напечатанной подвижными литерами. Первой такой книгой, как Вам, несомненно, известно, была «Латинская Библия», о которой в 1450 г. говорит в своих «Annales Hispagnienses» Тритем, после него об этой книге также упоминают Мастер Шевилье, Мэртер и многие другие. Вторая книга, как раз та, о которой идет речь и которую я могу для Вас достать, — это Catholicon Joannis Januensis; о ней не известно никому из библиотекарей, кроме отца Кветифа и отца Эшара, которые именно это сообщают о ней в своих Scriptores Ordinis Praedicatorum recensiti, том 1, стр. 462, в чем Вы можете сами убедиться: altera («другая» — лат.); а первым печатным изданием была та же самая книга, набранная на деревянных блоках, что явилось первой настоящей работой Гутенберга, Фуста и Шеффера; за ней последовала «Латинская Библия», набранная в подвижных литерах: altera ex Arte Typographica tum perfecta, tarnen absque Numeris, Signaturis, Reclamationibus, Anno Loco; Nomine Typotheace; absque Litteris etiam initialibus, quae omnes additae et pictae: quam Noguntiae prodijsse conjiciunt. Extat ejusce Exemplaar Parisiis, in Genovaafira Bibliotheca, in folio maximo, Charta Regia. [1] Другое весьма великолепное произведение типографского искусства, содержащее, кроме того, числа, подписи, возражения, год и место издания, имена типографов; а помимо этого литеры и инициалы заглавные, кои все снабжены орнаментом и раскрашены; а произведено сие в Ногунтии (?). Предназначено в Париж, библиотека Св. Женевьевы, размер in folio maximo, королевский пергамент (лат.).

Копия, которая у меня есть, в точности соответствует этому описанию, и совершенно очевидно, что она из Майнца и вышла из-под пресса трех первопечатников, сделавших «Библию» и «Мир», так как бумага, на которой она напечатана, имеет такие же значки, как и та, на которой Шеффер, уже работая в одиночку, напечатал свой Decretum Gratiani в 1472 г. Шрифт этой книги имеет точно такую же форму, но размер его немного меньше, чем у шрифта «Латинской Библии» 1462 г., а страницы книги значительно выше и шире, причем каждый столбец содержит 65 строк, тогда как столбцы «Библии» — только 48 [sic]. Доказательством того, что этот Catholicon старше «Библии», может служить тот факт, что в нем есть только один-единственный знак препинания — точка, там, где в книге автор разделяет знаки на запятую, или точку с запятой сверху; двоеточие или точку без запятой; и Periodum, или точку с запятой внизу; тогда как в «Библии» 1452 года повсюду встречаются точка, две точки, вопросительный знак и т. д. Таким образом, очевидно, что эта книга была закончена несколькими годами ранее, еще до начала в 1455 г. судебного процесса между печатниками, и до того, как они начали датировать выпуски своих книг; самая ранняя из всех датированных книг, «Латинская Псалтирь», была напечатана Фустом и Шеффером в 1457 г., до нее печатники, с того самого времени, как они начали работать отдельно от Гутенберга, даты на свои книги не ставили. Здесь я изложил для Вас историю этой публикации.

Копия, которая у меня есть, в прекрасной сохранности, переплет ее деревянный, обложка из тисненой свиной кожи, вся усеяна лилиями, каждая из которых окружена четырьмя розетками и бриллиантами, расположенными в виде тройных полос, пересекающихся друг с другом крест-накрест по диагонали по всей высоте тома; эти полосы сами окружены рамкой или бордюром из драконов, которые разделены длинной зигзагообразной полосой; на этой обложке когда-то были уголки и выступы, следы от которых все еще видны. Книга имеет вид старинной из-за своего обреза, сама же она прямоугольная и разлинована не только, как обычно, по полям вокруг каждой страницы, но и особенным образом — возле каждой строки; инициалы-буквицы, стоящие в начале глав и предложений, украшены цветами и листьями, раскрашены киноварью и лазурью, а буквы в начале всех заголовков этой «Энциклопедии», количество которых несчетно, от первой до последней раскрашены попеременно теми же цветами. Два тома ин-фолио образуют книгу чрезвычайного размера и толщины. В ней, в отличие от большинства старинных книг, внешний вид которых испорчен рукописными вставками, нет ни одного написанного от руки слова.

Читать дальше