Александр Боханов - Мария Федоровна

Не знала тогда старая женщина, что в этих утверждениях почти и не было правды, что всё было не совсем так, а часто и совсем иначе. Но ведь об этом почти все кругом говорили! Она многому поверила, хотя прекрасно знала цену людской молве. В том же, что дела идут все хуже и хуже и радостные дни никак не наступают, стала винить «эту Алису», и впервые её нелюбовь к Невестке порой стала походить на ненависть.

На Елагин «навела мосты» и давняя интриганка Великая княгиня Мария Павловна. Она теперь вела себя мило и учтиво, и уже не было, как раньше, приступов какого-то странного поведения: то начинала беспричинно хохотать, то произносить какие-то бессвязные речи. Мария Федоровна заметила перемену: теперь Михень была серьезна, озабочена, и они один раз проговорили несколько часов, чуть не плача обе навзрыд. Царица откровенно ей сказала, что времена напоминают ей эпоху Императора Павла I, когда тот стал отстранять от себя верных людей и пал жертвой заговора.

Мария Федоровна как добросердечная и открытая натура говорила это той, кто если и не была пока заговорщицей, то готова была ей стать. Мария Павловна встречалась с иностранными дипломатами и без стеснения обсуждала с ними внутри-фамильные темы, а французскому послу Морису Палеологу безапелляционно заявила в феврале 1916 года, что «Императрица (Александра Федоровна. — А. Б.) сумасшедшая, а Государь слеп». И это говорила Русская Великая княгиня иностранцу! Попутно она сообщила французскому посланнику, что Императрица-Мать «устраивала сцены Сыну», «кричала на Него», «оскорбляла», но тот ничего не желает слушать и «груб с матерью». Все эти утверждения не имели ничего общего с действительностью и могли возникнуть лишь в воспаленном воображении заядлой инсинуаторши.

Мария Федоровна говорила с Сыном и несколько раз просила его обратить внимание на настроение общества. Никаких же «сцен» не устраивала и потому, что натура её тому противилась, и потому, что любила, сочувствовала и жалела Сына, но и потому, что оставалась (в отличие от Михень) настоящей русской монархисткой, никогда не забывавшей, что старший в роду — Ники, Ему надлежит повиноваться безусловно.

Некоторые же другие члены Династии о том уже забыли. В великокняжеской среде даже обсуждался план «династического переворота», который должна была возглавить… Мария Федоровна! Но разговоры об этот возникли уж в самый последний момент, когда начало разворачиваться финальное действие. До того же судачили, пережевывали городские и думские сплетни и возмущались, возмущались, возмущались.

Особенно усердствовали «Михайловичи»: прелестный зятек Сандро и его брат Бимбо (Николай Михайлович). Беспринципные краснобаи, ничего толком не умевшие делать сами, но судившие обо всем и обо всех, горели огнем ненависти. Мария Федоровна несколько раз пыталась их утихомирить, призывала к спокойствию и милосердию, но куда там!

Николай II и Александра Федоровна знали о том, что в кругу Императорской Фамилии ведутся предосудительные разговоры, что некоторые члены Династии (Николай Михайлович) встречаются с оппозиционными лидерами, дипломатами и обсуждают с ними политические вопросы. Царь относился к этому спокойно, но Царица, в силу эмоциональности и резкости своей натуры, не могла спокойно это воспринимать.

Александру Федоровну особенно возмущало, что непозволительные беседы ведутся у свекрови, на Елагине, а «дорогая матушка» нисколько им не препятствует. В письмах мужу Александра Федоровна неоднократно об этом упоминала:

«Когда Ты увидишь бедную матушку, Ты должен твердо сказать ей, что Тебе неприятно, что она выслушивает сплетни и не пресекает их, и это создает неприятности»

«Я очень сожалею, что Твоя матушка вернулась в город. Боюсь, что прожужжат ей, бедной, уши нехорошими сплетнями»

«Это гораздо лучше, что дорогая матушка остается в Киеве, где более мягкий климат, где она может жить более согласно своим вкусам и слышать меньше сплетен»

Александра Федоровна не питала особой симпатии к свекрови. Она всегда ощущала со стороны старой Царицы нерасположение, и Её душа, ранимая и чуткая, не могла с этим смириться. Любя Мужа и Сына больше жизни, Императрица Александра считала себя полноправной хозяйкой Царского Дома и болезненно переживала всякую попытку вторжения в это, Её святая святых.

Она знала, что Муж чрезвычайно чтит мать, всегда заботлив, внимателен и принимает к сведению то, что она Ему говорит. Но ведь «дорогая матушка» оторвана от событий, не знакома с истинным положением в стране, а то, что ей рассказывают, по большей части исходит от недоброжелателей.

Все как с ума сошли и на все лады спрягают их отношения с Распутиным. Некоторые мерзавцы даже намекают на то, что Она, Царица, состоит в интимной близости с Распутиным! Как низко пали люди! Какие у них извращенные мысли и испорченные души! Но Господь всё видит, Он знает истинную цену всему, и в конце концов всем воздастся по заслугам. Молитва Григория защищает Семью, спасает жизнь дорогого Алексея, и уж сколько раз в том можно было убедиться. Но другие этого не знают и не должны знать! Это их не касается. Горько сознавать, что в это тяжелое время мать Ники не находится среди своих…

Всё шло, как должно было идти. В 1916 году на фронтах наступила стабилизация. Русская армия перенесла поражения предыдущего года и не только восстановила свою военную силу, но и увеличила ее. Было ясно, что Германии не удалось добиться своих стратегических целей и одержать победу ни на Востоке, ни на Западе. Её союзница Австро-Венгрия вообще уже дышала на ладан.

По всем прикидкам и расчетам следующий, 1917 год, должен был стать годом разгрома Германии и Австро-Венгрии и окончания войны. В Париже, Лондоне и Петрограде были согласны с этим прогнозом. Члены Антанты стали разрабатывать общий план совместного наступления, намечая его на весну 1917 года. Однако вскоре случилось то, что опрокинуло все договоренности и детально разработанные планы военной кампании. Пала Россия, пала, по словам Уинстона Черчилля, «заживо съедаемая изнутри червями».

Уже в 1916 году почти все в России ощущали, что социальная почва колеблется, что всё вокруг замерло в ожидании роковых событий. Будущего ждали кто со страхом, кто со злорадством, кто с безразличием. Никто не хотел искать согласия, никто, кроме Императора Николая И, авторитет которого в образованных кругах общества был окончательно подорван слухами и инсинуациями.

Его во всем обвиняли и ему ничего не могли простить. Перемешивая правду с измышлениями, достоверные факты с откровенной ложью, законодатели общественных настроений, как из кругов Государственной Думы, так и вне ее, рисовали трагическую картину русской действительности: власть находится в «плену темных сил», и это тлетворное влияние объясняет и поражения на фронте, и все нестроения в тылу. Царь далеко, в Ставке в Могилеве, а в Петрограде, как утверждалось, все дела «решает Императрица со своим ментором Распутиным».