Роджер Мэнвэлл - Генрих Гиммлер

Керстену, как мы уже видели, в сентябре 1943 года удалось переправить свою семью в Стокгольм; и, оказавшись здесь, он инспирировал пробные мирные переговоры, которые Шелленберг начал с Абрамом Стивенсом Хьюитом, особым представителем Рузвельта, бывшим в это время в Стокгольме. Также он инициировал первый этап плана эвакуации с оккупированных Германией территорий шведских военнопленных и военнопленных других скандинавских национальностей, план, над которым он работал со шведским министром иностранных дел Кристианом Гюнтером. Керстен также работал над освобождением голландских, французских и еврейских военнопленных. Постоянно перемещаясь между Швецией и Германией, Керстен обрабатывал гиммлеровское сознание с тем же старанием, что и его тело. Первоначальное предложение выглядело так: нейтральных шведов нужно освободить, а норвежских и датских узников концентрационных лагерей интернировать в Швеции.

Летом 1944 Керстену удалось склонить Гиммлера к тому, что скандинавских пленных следует поместить в лагеря, где они будут до некоторой степени защищены от бомбежек и смогут получать помощь от шведского Красного Креста. Он также объединился с мадам Иммфельд, чтобы добиться освобождения 20 000 евреев и интернирования их в Швейцарии. В декабре, когда Керстен лечил Гиммлера в его поезде в Шварцвальде, рейхсфюрер пошел еще дальше и согласился выпустить 1000 голландских женщин, а также норвежских и датских женщин и детей и некоторых мужчин, при условии, что Швеция организует их перевозку. Кроме этого, он согласился переправить в Швейцарию 800 француженок, 400 бельгийцев, 500 полек и от 2 до 3 тысяч евреев. Перед возвращением в Стокгольм 22 декабря Керстен написал письмо, подтверждающее договоренность и объясняющее, что он обсудил в Берлине все подробности с Кальтенбруннером. Также он уговаривал Гиммлера отпустить еврейских узников в Швейцарию.

Как мы уже видели, Гиммлер начал переправку некоторых групп евреев в Швейцарию, но дальнейшая эвакуация была остановлена 6 февраля приказом Гитлера. До этого Гиммлер даже обсуждал со Швейцарией передачу концентрационных лагерей под надзор Международного Красного Креста; 2 февраля представители Красного Креста посетили Ораниенбург. Но ярость Гитлера слишком много значила для Гиммлера; он спался, как лопнувший шарик. После выговора, полученного 6 февраля, он удалился в Хохенлихен, как в наиболее тихое место, откуда он мог руководить военными действиями на востоке, которые в то время все еще номинально находились в его руках.

В Хохенлихене он принимает нескольких важных гостей. 14 февраля, через день после того, как Гудериан унизил Гиммлера перед лицом фюрера в Берлине, в Хохенлихен прибыл Геббельс. Чтобы посетить рейхсфюрера, который, как он узнал, заболел тонзиллитом, Геббельсу по дороге пришлось пробиваться сквозь толпы идущих с востока немецких беженцев. Шеммлер, адъютант Геббельса, записал его высказывания о человеке, который казался теперь ближайшим к нему в нацистской иерархии:

«Геббельс явно не любил Гиммлера, хотя в работе они ладили… Но крайне радикальные воззрения Гиммлера и жестокость его методов в достижении цели были Геббельсу по душе. Иногда начальник СС представлялся ему соперником… Геббельс бы и сам хотел занять пост министра иностранных дел… Но Гиммлер его опередил, и с этого момента он стал ощущать уколы зависти… За исключением Гитлера, не было никого, кто бы тайно не боялся Гиммлера. Геббельс считал, что Гиммлер построил самую мощную организацию, которую только можно вообразить» [136].

На следующий день с Гиммлером связался Риббентроп и вероятно заехал к нему в Хохенлихен. Гиммлер явно одобрил план Риббентропа послать Фрица Гессе в Стокгольм с бесплодной мирной миссией. Гессе уехал 17 февраля, через день после прибытия в Германию Бернадотта.

Основным намерением Бернадотта было посетить Гиммлера и приступить к различным переговорам, организованным Керстеном, которого он, по всей видимости, считал посредником. 18 февраля [137]Бернадотт впервые встретился с Гиммлером в Хохенлихене, после формальных визитов к Кальтенбруннеру и Риббентропу, чьи продолжительные речи во время интервью он тайно замерял секундомером. Иностранная политика Риббентропа, заметил он, похоже, допускала некоторое соглашение со Сталиным по вопросу совместного российско-германского господства в Европе, что, по сути дела, полностью противоречило политике, которую Шелленберг и Керстен отстаивали перед Гиммлером и которая была нацелена на объединение Германии с западными союзниками против дальнейших посягательств Красной армии на Западную Европу. В сопровождении Шелленберга Бернадотт прибыл в Хохенлихен, который оказался наводненным немецкими беженцами с востока. Вопреки ожиданиям он обнаружил Гиммлера в прекрасном настроении. Он был одет в зеленый мундир Ваффен СС и носил очки в роговой оправе вместо традиционного пенсне, которое Бернадотт видел на многочисленных портретах рейхсфюрера. Описание Гиммлера Бернадоттом представляет особый интерес:

«У него были маленькие и деликатные руки очень приятной формы с тщательным маникюром, хотя членам СС это и запрещалось. Кроме того, к моему великому удивлению, он оказался весьма любезен. Он даже продемонстрировал чувство юмора, правда, несколько мрачноватое… В нем явно не было ничего дьявольского. Не заметил я также никаких следов ледяной жесткости, о которой так много слышал. Гиммлер… казался очень оживленным, склонным к сентиментальности, когда речь заходила о его отношениях с фюрером, и с большой степенью энтузиазма».

Когда Бернадотт, знавший об интересе Гиммлера к скандинавским странам, подарил ему шведскую книгу семнадцатого века о скандинавских рунических надписях, Гиммлер «казался искренне тронутым».

Конкретно Бернадотт требовал освобождения нескольких тысяч норвежских и датских военнопленных для интернирования их в Швеции. Это требование Гиммлер отклонил, но согласился с тем, что их следует переправить в два специальных лагеря, где за ними сможет ухаживать шведский Красный Крест. После долгого разговора об опасности, грозящей Европе в случае победы русских, он даже согласился с тем, что «при необходимости позволит передать интернированных евреев в руки союзников». Когда они расставались, он попросил Шелленберга проследить за тем, чтобы доставку Бернадотта в Берлин поручили хорошему шоферу. «А то может случиться так, — добавил он, — что шведские газеты поместят на первой полосе громадные заголовки: «Военный преступник Гиммлер убил графа Бернадотта»».

По свидетельству Шелленберга, Гиммлер был недоволен этим вмешательством в переговоры, которые хотел сохранить в максимальной секретности. Тот факт, что о визите Бернадотта было официально известно Риббентропу и Кальтенбруннеру, означал, что об этом узнает и Гитлер; тем не менее, Гиммлер решил придать происходящему официальный характер и проинструктировал Кальтенбруннера и Фегелейна, своего официального представителя в ставке Гитлера, просветить Гитлера по данному вопросу. По словам Фегелейна, Гитлер ответил: «В тотальной войне подобная чушь совершенно бесполезна». Шелленберг, стремящийся как всегда подчеркнуть свою роль, утверждает, что во время поездки в Хохенлихен посоветовал Бернадотту согласиться на компромиссное решение о датских и норвежских военнопленных и вместо того, чтобы добиваться их выдачи для интернирования в Швецию, просить их перемещения в центральный лагерь на северо-западе силами шведского Красного Креста. После интервью он заявил, что граф произвел на Гитлера «самое благоприятное впечатление», и что он хочет поддерживать с ним тесный контакт. Несомненно, ухватиться за эту новую спасительную соломинку его подтолкнул провал атаки на русских, которую только что провели от его имени люди Гудериана.