Джерри Лендей - Иисус Навин. Давид

С неисчислимыми жертвоприношениями и молитвами тысяч тысяч храм был освящен. Обильный благодарственный пир продолжался четырнадцать дней. Тысячи овец и волов были принесены в качестве мирной жертвы вместе с огромным количеством зерна. С тех пор как Давид установил Ковчег в Иерусалиме, люди Израиля не знали таких празднеств и не видели таких зрелищ.

Это был последний акт основания Израиля на его земле и первый акт учреждения Яхве как властелина не только над Израилем, но и над всей вселенной.

Владения династии Давида простирались от побережья Средиземного моря, где Израиль сохранял господство над Филистией, до реки Евфрат; и от Вирсавии на границе с Египтом до земель за пределами покрытой снегом горы Ермон на севере. Народы, подчиненные израильтянам, включали когда-то могущественных филистимлян, арамеев, аммонитян, моавитян и едомитян, от которых зависел приток работников в Израиль. Кроме того, с захваченных территорий и от союзников Израиля в Иерусалим стекалась колоссальная дань.

Храм Давида и Соломона со специальным помещением для царя возвышался над городом, как корона. Он придал Израилю уверенность в неуничтожимости его народа, бросая вызов общепринятым законам истории. Иерусалим безусловно приобрел ауру вечного города. Много веков спустя он станет святыней для трех основных религий и будет заветным местом для паломников вплоть до наших дней.

И до пленений, и после них евреи обращали лицо к храму для молитвы, когда они работали на полях, ткали свою одежду или путешествовали по пустынным дорогам в дальние края. И город Давида, и этот храм так глубоко укоренились в еврейском сознании, что долго после того, как храм и само царство лежали в развалинах, а народ Израилев рассеялся по всему свету, евреи выстраивали свои синагоги в направлении Иерусалима, устремляя к нему все свои стремления и надежды. Святой город остался народным магнитом и обладал мистической силой, которую невозможно ни выразить, ни объяснить.

И таким его сделали вера и дела царя Давида.

Давид и в самом деле был смертным. Скованный собственными пороками, веригами власти, мифами и предрассудками своего времени, он часто путал свою волю и желания с волей и желаниями, исходящими от его Бога. Его притязания на то, чтобы стать творцом истории и героем легенды, разделялись другими вождями и до и после него. Он мог пожертвовал здравомыслием ради политической необходимости. Он был злопамятен. Он редко забывал чужие промахи и не прощал своих врагов.

И все же было бы ошибкой назвать Давида человеком мстительным. Как и все мы, он во многом принадлежал своей эпохе. К примеру, его взгляды на справедливость были обусловлены жестокими обычаями древних евреев, странствующих по пустыне, а также его взглядами на жизнь после смерти. С одной стороны, в космологии верующих в Яхве не было ни небес, ни ада, была только преисподняя, общее обиталище для всех умерших. Награда за добро, так же как и наказание за зло, совершалась только на земле. Проклятие кровной вины переходило на потомков тех, на ком первоначально лежало проклятие, пока оно не будет отомщено.

Когда старческая немощь уложила Давида на его ложе в последний раз, он понял насущную необходимость избавить от этого проклятия свое потомство. Соломон вошел в спальню царя, и Давид поручил ему непременно умертвить Семея из дома Давидова, который жестоко проклинал Давида на его долгом мрачном пути в Маханаим, а также казнить Иоава, на руках которого была кровь Авессалома. Ни долгие годы верной службы, ни все неблаговидные распоряжения, которые выполнял Иоав ради своего господина, не могли устранить из памяти Давида чудовищность убийства Иоавом Авессалома.

— Поступи по мудрости твоей, — сказал Соломону умирающий Давид, — чтобы не отпустить седины его мирно в преисподнюю.

Хотя он был далек от совершенства — и библейский текст не скрашивает его пороков, — прозорливость Давида, его вера, а также его политическое и военное искусство создали нацию с уникальным местом в истории и с системой веры, миллионократно увеличенной во времени и пространстве за пределами того удивительно недолговечного и крохотного Первого Израиля времен Давида и Соломона.

Давид, несомненно, был главной фигурой своей эпохи. Он соединял харизматические качества Судей прежних времен с политической сметливостью и реализмом удачливого воина-политика. В отличие от Саула, он не поддавался запугиваниям в напряженные моменты и не страдал свойственной всем вождям болезнью — паранойей. Никому другому не удалось бы спаять одним лишь усилием воли столь своенравный народ в единую нацию. Но две натуры Давида — одна духовная, другая прагматичная и непреклонная — находились в состоянии постоянной войны. Эта двойственность представляется ключом к свойственным ему противоречивости и непоследовательности.

Повышенное чувство собственной смертности усиливало в Давиде и слабые, и сильные его стороны. Потому-то его подданные могли столь легко переходить от поклонения к гневу, что и сам он постоянно колебался от великодушия к злопамятности, от преданности идее к попустительству своим желаниям. Ведь мы нередко встречаем людей необычайно решительных и энергичных, когда надо командовать, и удивительно инертных и безвольных в иных, более благоприятных обстоятельствах.

Великий лидер часто сочетает таланты поэта и охотника. Из взаимодействия этих качеств возникает его победоносная мощь. Но величие Давида имело также источником его глубочайшую человечность. Все остальное возникало из этого — его редкостное чувство истории, его понимание отношений между личностью и обществом и между человеческими стремлениями, страхами, страстным желанием верить. Но в конечном счете величие возникает из способности выпрямиться под бременем своих недостатков. Храм, чья основополагающая важность пережила столетия диаспор и депортаций, невытравимая вера и возрожденный Израиль свидетельствуют о господстве Давида над собой и своим временем, о национальной стойкости, которую он выковал.

Объединенное царство Давида и Соломона просуществовало всего лишь около одного века, а затем раскололось в результате гражданской войны, распада и захвата. Но дом Давида сохранил трон в южной части страны, на землях Иуды, почти на три с половиной столетия. Восемнадцать поколений потомства Давидова прошли через междоусобицы и экспансию великих империй, пока династия, ее столица и Храм не были уничтожены, а сами иудеи пленены или высланы.

Но нескончаемость нити, идущей от царя Давида, есть свидетельство его подлинного величия и его бесценного наследия.