Васант Джоши - Ошо. История жизни независимого мистика

В общем, все эти три гуны присутствуют во всех индивидуумах в разных соотношениях. Смешение трех гун каждой личности составляет ее индивидуальность. Неважно, какое из качеств доминирует в личности, два остальных также присутствуют, возможно, в дремлющем состоянии.

Комментируя Будд прошлых времен — Иисуса, Мохаммеда, Лао-цзы, Раману Махариши и Кришну, Ошо замечает:

«Раджас было основным способом выражения для Иисуса и Мохаммеда. Тамас было в основном свойственен Лао-цзы и Рамане Махариши [30] Рамана Махариши — Шри Рамана Махариши (1879–1950) — индийский философ и мудрец. Настоящее имя — Венкатараман Айяр, однако ученики называли его Махариши, что означает «великий мудрец», а имя Рамана — это сокращение от его полного имени. В 16 лет через переживание смерти пришел к просветлению, покинул дом и до конца физического существования жил у священной горы Аруначале, где впоследствии вырос его ашрам. . Но Кришна в качестве средств самовыражения использовал все три свойства одновременно. Просто как у равностороннего треугольника есть три одинаковые стороны, в личности Кришны присутствовали все три этих свойства в одинаковой мере».

Вследствие этого Кришна нематериален, и его жизнь и деятельность, таким образом, понимались неправильно. В противоположность этому Будда, Лао-цзы, Мохаммед и Иисус совершенно материальны, поскольку они выказывают какое-то одно преобладающее свойство. Ошо проявлял все три гуны, как это было у Кришны, но с одним отличием — он использовал их последовательно, а не одновременно.

«По моему мнению, это наиболее научный способ действия, и вот поэтому я и выбрал этот путь», —

говорит Ошо.

Рассуждая далее о сходствах личности Кришны и своей, Ошо объясняет:

«Во мне тоже будет присутствовать нематериальность, но не в такой большой степени, как в Кришне. Существует другая возможность, которую я использовал в моих собственных экспериментах. В каждом человеке представлены все три гуны, и личность может быть совершенной и цельной только в том случае, когда используются все три качества. Ни одну из гун не следует подавлять. Кришна не был за такое подавление, и я против такого подавления. Что бы там ни было в личности, все должно быть использовано творчески».

В течение раннего периода его жизни Ошо часто считали ленивым и бесполезным семье. Это происходило из-за того, что он экспериментировал со своим тамас (инертность, пассивность).

«В первые годы моей жизни я провел как Лао-цзы, экспериментируя с тайнами тамас гуны. Моя связь с Лао-цзы, таким образом, была всеобъемлющей. Я был пассивен во всем; пассивность — это было то, чего я искал. Насколько это было возможно, я ничего не делал, только если этого никак нельзя было избежать, или делал нечто по принуждению. Я ни рукой, ни ногой не желал шевелить без веской причины».

Ошо живописует это следующим образом:

«Дома сложилось такое положение, что моя мать, сидя передо мной, настойчиво повторяла: „Некого больше послать, и я хочу, чтобы кое-кто сходил на рынок и принес овощей“. Я слышал это и безучастно сидел напротив нее. Я сознавал, что, если даже дом загорится и она скажет мне: „Дом горит, и некому больше гасить его“, единственное, что я бы сделал, так это молча наблюдал за пожаром, отдавая себе полный отчет в происходящем».

В течение этого времени в его экспериментах с тремя Гунами самым значимым для Ошо стало качество пассивности.

«В моих собственных экспериментах я решил в определенный период времени выделять только одно качество — одно на отдельном отрезке времени. Вначале я выбрал тамас… потому что это качество является основным в каждом человеке. Когда ребенок развивается в материнской утробе в течение девяти месяцев, он живет в этой гуне. Ребенок ничего не делает по своей воле. Он находится в условии полной пассивности».

Ошо считает эту гуну не только самой главной, но также показывает то, насколько значимо в духовном смысле состояние пассивности в материнской утробе.

«Ребенок в материнской утробе пребывает в совершенном покое. Его память спрятана глубоко в подсознании. Опыт девятимесячного пребывания в материнской утробе — это совершенное блаженство, потому что там ничего не приходится делать… Это для вас чистое существование — просто бытие. Это состояние очень схоже с тем, которое мы называем раскрепощением».

Таким образом, Ошо учит, что поиски молчаливо-блаженного состояния не случайны — поскольку они соотносятся с нашим глубоким бессознательным, это поиски блаженного состояния ребенка в материнской утробе. Но есть одно ключевое отличие между существованием в утробе и любыми попытками снова его пережить. Существование в утробе является биологическим процессом роста, и ребенок не осознает этого состояния, но в воспоминаниях или в повторном переживании этого состояния на пике духовного опыта человек полностью осознает происходящее. Ошо использует метафору для описания действия тамас гуны:

«Пассивность — это фундамент, а блаженная тишина — это конек на крыше. Тот дом, который мы называем жизнью, зиждется на основании пассивности. Серединное строение — это активная часть, а купол храма — это высшее блаженство. По моему мнению, таково строение жизни. Вот почему… я практиковал пассивность в первой половине моей жизни».

В ходе экспериментов Ошо с каждой из трех гун был один постоянный фактор — его наблюдательность, его осознанность, его постоянное внимание по отношению к каждому из состояний как независимого наблюдателя. Он описывает природу его осознанности при помощи следующей истории:

«На последнем году обучения в университете у меня был один преподаватель философии. Как многие преподаватели философии, он был упрям и чудаковат. Он был упрям в его нежелании смотреть на какую-либо женщину. К несчастью, в его группе было только два студента — я сам и юная девушка.

Таким образом, ему пришлось преподавать нам… с закрытыми глазами.

Для меня это было необыкновенное везение, потому что пока он читал лекцию, я мог поспать. Тем не менее этот преподаватель был от меня в восторге, потому что думал, что я также придерживаюсь правила не смотреть на женщин и что во всем университете есть хотя бы еще один человек, не желающий видеть женщин. Таким образом много раз, когда он встречался со мной наедине, он говорил мне, что я единственный, кто его понимает.

Но однажды этот мой образ был испорчен. У этого преподавателя была еще одна привычка. Он не признавал часовой продолжительности лекций. Поэтому в университете ему всегда отводили последнюю лекцию. Он говорил: „В моей власти, когда начать лекцию, хотя не в моей власти, когда ее закончить“. Таким образом, его лекция могла закончиться через шестьдесят или восемьдесят минут, или даже через девяносто: для него это не имело значения. Между мной и той девушкой была договоренность, что она разбудит меня, когда лекция будет подходить к концу. Однако в один прекрасный день посередине лекции ее вызвали по какому-то срочному делу, и она ушла. Я продолжал спать, преподаватель продолжал читать лекцию. Когда время вышло и он открыл глаза, то обнаружил, что я сплю. Он разбудил меня и спросил, почему я спал. Я сказал ему: „Теперь, когда вы нашли меня спящим, я хотел вам сказать, что я спал все дни напролет, что я не ссорился с молодыми женщинами и что спать под ваши лекции очень приятно“».