Ефим Гольбрайх - Былой войны разрозненные строки

День Красной Армии, 23 февраля 1945 года, застали в Венгрии. На радостях связисты перепились, стали шуметь, стрелять. Пришел командир соседней части, Герой Советского Союза: «Что за пьяная банда?» Извинились, но кого-то и наказали. Война еще шла, батальон перебросили в Чехословакию, где бои шли и после 9 мая.

За участие в боях, обеспечение устойчивой связи в трудных условиях Саша Липник был награжден орденом Отечественной войны 2-й степени и почетной солдатской медалью «За отвагу».

И вправду: мал золотник, да дорог.

Война закончилась в день рождения!

До четвертого класса Нисан учился дома и только в пятый пошел в школу. Директором школы был человек по фамилии Тягнибеда, чью фамилию ученики, среди которых, естественно (Одесса!), было много евреев, немедленно переделали в Шлэпдицурес. И фамилия и кличка оказались пророческими: в один из дней в школу заявились двое в военном, забрали директора прямо из кабинета, посадили в бричку и увезли в неизвестность — шел 1937 год…

Как сын служащего Нисан не имел права подавать в институт, поэтому после седьмого класса он поступил в ФЗУ, где одновременно со специальностью токаря пятого и слесаря четвертого разряда получил среднее образование, после чего пошел работать на завод им. Январского восстания, а по вечерам учился на рабфаке. Через год, уже как рабочий, поступил в Одесский Индустриальный (ныне политехнический) институт. Записался он на механический факультет, но там был перебор, а на химическом — недобор. И, учитывая, что он на вступительных экзаменах получил по химии пятерку, его, не спросив и не поставив в известность, зачислили на химфак. Ничего не подозревая, Нисан продолжал исправно посещать механический, пока не увидел на доске приказов, что отчислен из института за систематическое непосещение занятий…

В 1939 году Нисан был на практике в Березниках и там познакомился со своей будущей женой Еленой, студенткой мединститута, проходившей там преддипломную практику. Через год встретились в Москве и решили зарегистрироваться. Пошли в самый лучший ЗАГС и вернулись… неженатые. Нет московской прописки — нет и регистрации. Пошли к ее сестре, где остановились, дали десятку дворнику, он их прописал и они благополучно зарегистрировали свой брак в Таганском ЗАГСе. «Медовый месяц» продолжался один день: 4 февраля зарегистрировались, а 5-ого разъехались. Она — в Молотов, он — в Одессу. Обоим надо было заканчивать институт.

В том же сороковом году Нисан получил диплом и был направлен на Урал в Молотов (Пермь), на военный завод № 90, производивший жидкий фосфор. Работа была тяжелая и опасная. В цеху плавал белый туман, работали в противогазах, в шесть смен по четыре часа. Побочным продуктом производства был феррованадий. Когда началась война — из него стали делать гранулы в виде небольших шариков. Их немедленно забирали самолеты и разбрасывали над оккупированной территорией для уничтожения урожая, который не успели собрать.

Но производство было опасное — случались взрывы, гибель людей. Поэтому, когда в августе сорок первого Нисан получил повестку из военкомата, он спокойно пошел на призывной пункт: неизвестно где было опаснее — на фронте или на заводе.

Дивизия формировалась на кирпичном заводе в Кунгурском районе. 934-й артполк получил 122 мм. пушки-гаубицы прямо с завода в Молотове. Поначалу полк был на конной тяге, лошадей отбирали по колхозам. Среди них попадались жеребцы, как известно, к службе в армии не пригодные. Полковой врач их кастрировал, и лошадиные гениталии становились деликатесом в офицерской столовой…

Индустриальный институт имел военную кафедру. На первых курсах Нисан проходил двухмесячную подготовку в лагерях, по окончании института получил звание младшего лейтенанта запаса и в полку был назначен командиром взвода управления: разведка и связь. Шел еще только третий месяц войны, но в дивизии уже были командиры, успевшие повоевать и после ранения и госпиталя направленные на формирование новых частей.

В конце сорок первого года дивизия прибыла под Москву и 5 декабря — начало нашего контрнаступления — вступила в бой. За двадцать шесть дней к 31-му декабря, дивизия прошла более двухсот километров. Шли буквально по трупам немцев. На дорогах лежали замерзшие, раздавленные в лепешку танками, убитые солдаты и офицеры противника.

В одном из горевших сел услышали страшные крики из запертого амбара. Кинулись к нему, освободили людей, уже утративших надежду на спасение, которых отступающие в панике фашисты, намеревались сжечь. Село полностью сгорело. Люди остались на пепелище без крыши, без куска хлеба и артиллеристы отдали им все свои запасы, что нашлись в вещмешках: «Мы себе еще добудем».

Встретился кавкорпус генерала Льва Доватора, совершивший рейд в тыл противника. Казаки были в бурках, на красавцах-конях. Они наводили ужас на противника. Среди них было немало головорезов. У Нисана они угнали коня, он потом его нашел, но доказать не смог — бирку срезали.

В ночь на 31 декабря развели костер, уселись вокруг, грелись, собирались встретить Новый Год. Мина ударила прямо в костер. Кого-то убило, многих ранило. Нисан был ранен осколками в голову и руку. В госпитале лежал в Солнечногорске. Ранения оказались не тяжелые и его вскоре направили в Ярославль, где на переформировке находилась 22-я гвардейская стрелковая дивизия. Нисан попал в 379-й артполк и был назначен старшим офицером батареи. В феврале сорок третьего года, ко дню Красной Армии, командир дивизии вручил ему вторую звездочку на погон и орден Отечественной войны 2-й степени, незадолго до этого учрежденный, что было особенно приятно и почетно.

Старший офицер батареи все время находился на огневых позициях и Нисан на себе ощутил, что значит сопровождать пехоту огнем и колесами. Дошли до Волоколамска, дальше начались сильные и долгие бои под Ржевом и Зубцовом. Затем дивизию перебросили под Ярцево.

Но все это были еще цветочки по сравнению с теми тяжелыми и изнурительными боями, которые развернулись под Оршей. Немцы отрыли на подступах к городу такой широкий и глубокий ров, что его никак не удавалось преодолеть. Кроме того они применили — Нисан считал впервые — особо крупные минометы, мины из которых летели со странным звуком похожим на скрип, отчего получили у солдат название «скрипуны». Больше этих мин Нисан нигде не встречал (и автор тоже).

Орша — крупный железнодорожный узел, очень важный как для нас, так и для противника. В этих боях погибло около десяти тысяч человек, некоторые дивизии были, по существу, разгромлены и 30-я Армия была отведена для переформировки и пополнения во второй эшелон.

Командиром первого орудия в батарее был старший сержант Булавин Иван Григорьевич — сибиряк, мужик крепкий и основательный, заставлял расчет окапываться так, что никакие мины и снаряды не брали, землянку перекрывал в три наката, закапывал орудия. Тем, что Нисан остался жив он во многом обязан Булавину.