Алексей Шерстобитов - Ликвидатор. Книга вторая. Пройти через невозможное. Исповедь легендарного киллера

Адвокат Афанасьев в защиту подсудимого Макарова к подсудимому Шерстобитову:

Адвокат Афанасьев:

— Что Вам помешало явиться в органы милиции и сообщить, что Вас принуждают заниматься противоправными действиями?

Подсудимый Шерстобитов:

— До того, как я попал сюда, я раскаялся перед собой. Потому что я боялся, я понимал, что сделал. Понимал, что за это будет кара.

Адвокат Афанасьев:

— Сколько тех жизней, в отношении которых вами были совершены противоправные деяния? Сколько их было?

Адвокат Шерстобитова Бижев:

— Протестую!

Подсудимый Шерстобитов:

— Я отвечу. Я боюсь считать.

Адвокат Афанасьев:

— Вы понимали, что у них тоже есть семьи?

Адвокат Шерстобитова Бижев:

— Протестую!

Подсудимый Шерстобитов:

— Я отвечу. Да. Они были такие же, как я, и сами выбрали свою жизнь. Но свою жизнь и жизнь своей семьи я ставил выше, может быть, это не правильно, но я не мог рисковать жизнью своих близких!

Адвокат Афанасьев:

— Вы знали, используя оружие, что от применения данного оружия могут пострадать третьи лица?

Подсудимый Шерстобитов:

— Вы адвокат или обвинитель? Вы хоть представляете, что «топите» своего подзащитного этими вопросами, а не меня!

Что касается Вашего вопроса: первый эпизод с Филиным. Вы слышали про револьвер, я отказался от револьвера, винтовка была со стертыми нарезами в канале ствола, из нее можно было поразить кого угодно, в том числе и рядом стоящего, гранатомет — это то, что мне предоставили. Взрыв в Крылатском — это самая страшная страница в моей жизни, но Гусятин-ского переубедить было невозможно, а контроль был жесточайший, я и так за свою предупредительность получил от Гриши! Может, у меня и были шансы всего этого не делать, но я посчитал, что у меня их нет, и не отмалчиваюсь, но прямо говорю об этом.

Я всегда предпочитал ходить без оружия. Любое оружие несет в себе смерть. Я попытался сделать наименьший вред, и я хотя бы пытался!

Мой честный экспромт оказался удачным и неожиданным, в том числе и для меня. А адвокату не стоило забывать, что именно в том, в чем он пытается выделить меня, обвиняется и подсудимый, находящийся под его защитой, и задавая эти вопросы мне, он задаёт их и ему же, с той лишь разницей, что я нашёл в себе силы ответить правдой о себе, а атакующая сторона избегает очевидности, ясной всем, кроме них.

Перед началом одного из заседаний мой защитник через стекло просил подумать о предложении одного из пострадавших — брата убитого мною человека. Оно заключалось в следующем: обещание в некоторой официальной поддержке перед присяжными в обмен на интервью. Наверное, я согласился бы и без всяких обещаний, чувствуя себя должным. Этот человек перед уходом «двенадцати» для подготовки к вынесению своего вердикта зачитал своё обращение к ним (в чем и выражалась поддержка), где отметил, что хоть простить меня и не может, но просит их оказать «снисхождение». Кажется, обращение имело большое влияние.

Как результат, впоследствии появилось и интервью, отснятое в СИЗО 99/1, правда, без всякого предупреждения и подготовки, довольно известное и, как ни странно, имеющее максимальный рейтинг среди всех выпусков передачи «Человек и закон». И, как следствие, часовой документальный фильм, а за ним и сериал «Банды».

Правда, моё предложение проследить параллельно две судьбы, «опера» (Трушкина Александра Ивановича, кстати, все задержанные из нашего «профсоюза» при разговоре называли его «Иванычем», то ли по привычке, по аналогией с «Сильвестром», то ли просто из уважения) и мою, лишь при некоторых пересечениях, что именно и имело место в жизни, выразилось в одном — в любви к одной женщине… Но на то воля режиссёра и Господа!

По поводу отснятой ленты слышал историю из уст не самого последнего человека, имеющего к ней отношение, смысл которой в нескольких звонках «сверху», с замечанием, что главный герой получается очень положительным, и было бы неплохо представить его в более негативном свете, но «герой» оказался «заколдованным», и далеко не все попытки удавались.

Замечу, что многие эпизоды удачно схвачены, хотя далеко не всё соответствует материалам дела, но сразу было понятно, что цель не в этом. Очень многие из персонажей похожи не только характерно, но даже внешне, а главное — удалось ухватить суть того времени, и именно в судьбах людей. Ну, а то, что «о бандитах и головорезах говорить хорошо не стоит», вполне согласен. Вот только обычно к главному герою, что бы он ни делал, зритель, в основном, предрасположен положительно.

В любом случае, каждый из нас выполнил данное обещание.

Ещё одно странное обстоятельство меня удивило, хотя я должен был понять, что подобное повторится, даже если на это не будет причины, а именно — в день проведения прений, ни с того, ни с сего была привезена куча оружия. Оно должно было произвести такое же удручающее впечатление на присяжных заседателей, как и в первый раз, но, как ни странно, по всей видимости, после услышанного и увиденного и уже перегоревшего, это стало просто развлечением.

Никогда не видя ничего подобного, присяжные, как дети, спрашивая разрешения и получая его от судьи, прикасались или даже подержали в руках «железо», перебирали его, рассматривали, передёргивали затворы, интересовались, как это работает, каков калибр и что при попадании из этой «штуки» может произойти (дословно). Все их вопросы обвинитель передавал мне, и я оправдывал их надежды, отвечая на любые, почти не имеющие ко мне никакого отношения. Они, наверняка, почувствовали притяжение этих красивых и опасных вещей, и были заворожены, скорее всего, не на один день — редкостные впечатления. И, как мне показалось, всё это действо скорее произвело положительное впечатление, чем предполагаемое отрицательное.

Оперативные сотрудники и следователи, собиравшие и уносившие десятки единиц стрелкового оружия, почему-то избегали смотреть мне в глаза и здоровались с каким-то совестливым сочувствием. После я понял из их объяснений: дело было в уверенности получения мною «пожизненного срока», чего они явно не желали, и предпринятое в тот день, по всей видимости, в приказном порядке, не могло не наложиться на хорошее ко мне, несмотря на все, и взаимное уважение, образовавшееся за три года, так сказать, знакомства, что вызывало у них некоторые моральные неудобства и скованность и, видимо, казалось им не совсем правильным.

Здесь тоже не обошлось без ухищрений, выступления в прениях могли получиться сильными, и это оружие, по чьему-то мнению, понадобилось как раз для того, чтобы уравновесить возможные выступления обвинения с нашими.

Приведу здесь выступление моего адвоката, господина Бижева.