Василий Балакин - Фридрих Барбаросса

В последний день июля крестоносцы двинулись на восток через гористую местность. На этот раз путь оказался тяжелее, чем думали. В густых горных лесах опять совершались нападения из засады, и отравленные стрелы находили свои жертвы. Иногда удавалось захватывать и уничтожать отряды лесных разбойников, однако нападения не прекращались. Опасность маршрута среди горных зарослей усугублялась трудностями со снабжением. Наконец, добравшись до Софии, крестоносцы столкнулись с очередным неприятным сюрпризом: в совершенно безлюдном городе обещанного Византией продовольствия не было и в помине. Недоверие и враждебность воинства Барбароссы к византийскому императору нарастали с каждым днем. Роковую роль в разжигании взаимного недоверия между обоими императорами сыграл патриарх Константинопольский Досифей, настраивавший Исаака против немцев и утверждавший, что Фридрих направляется не в Палестину, а собирается завоевать Константинополь. Досифей еще будучи простым монахом предсказал вступление Исаака на императорский престол, а потому пользовался большим влиянием на него.

Поскольку ожидавшихся припасов в Софии не оказалось, крестоносцы сразу же продолжили движение к Филиппополю (Пловдиву) по старинной римской дороге, проходившей среди скалистых гор и крутых обрывов. Когда войско подошло к ущелью Святого Василия, обнаружилось, что проход закрывает византийская крепость, а на самой дороге устроена засека из поваленных деревьев. Высланные вперед разведчики обнаружили отряд греков численностью до 500 человек. Когда же император приказал трубить сигнал к атаке, противник без сопротивления ретировался. Крестоносцы, не встречая более сопротивления, вышли на плодородную равнину перед Пловдивом, где наконец нашли хлеб, вино и свежие фрукты. Двигаясь ускоренным маршем, они прибыли 24 августа в Филиппополь — укрепленный, но не защищавшийся и покинутый большинством жителей город, комендантом которого был знаменитый византийский историограф Никита Хониат, оставивший описание похода немецких крестоносцев. Исаак, принимавший решения под влиянием то одних, то других советников, отдавал противоречивые распоряжения: сперва он велел исправить городские укрепления, дополнительно усилив их еще и рвом, но едва в величайшей спешке это было сделано, как последовал приказ снести укрепления, дабы Филиппополь не стал для немцев опорной крепостью. Второй приказ даже еще не успели исполнить. Неудивительно, что большинство горожан предпочли перебраться со своим скарбом в более безопасные места.

Вскоре в Филиппополь прибыл посланник императора Исаака, доставивший письмо, прояснявшее ситуацию в Константинополе. О многом говорило уже одно то, что себя Исаак величал «императором ромеев», а Барбароссу называл, к его величайшему неудовольствию, «королем Алемании». В столице Византии с большим опасением ждали приближения немецкого войска, причем сам василевс будто бы думал, что Барбаросса хочет завоевать Константинополь, дабы возвести на византийский престол своего сына, герцога Швабского. Однако Исаак изъявлял готовность соблюдать нюрнбергские соглашения, если Фридрих даст ему знатных заложников и уступит половину областей, которые его войско завоюет в Сирии. Из письма узнали также, что немецкие послы в Константинополе содержатся под стражей. Переговоры Фридриха с болгарами и сербами вызвали у Исаака опасение, что Стефан Неманя получил от германского императора в лен византийские территории. Из-за этого Исаак заключил союз с Саладином против крестоносцев, передав ему подарки, полученные от Фридриха, что было воспринято последним как большая личная обида. Исаак обещал всеми силами препятствовать прибытию крестоносцев в Палестину; Саладин, в свою очередь, пообещал разрешить христианское богослужение в Палестине в святых местах и вновь передать храмы православным священникам. Соглашение Исаака с Саладином было расценено крестоносцами как предательство интересов христианства. Тон византийского послания, в котором Барбароссе отказали в его императорском титуле, а особенно нарушение Исааком норм дипломатического этикета в отношении послов, вызвали в войске крестоносцев праведный гнев. Однако сам Фридрих, несмотря на охватившее его возмущение, ответил сдержанно. Он вежливо попросил не называть его «королем Алемании» и заявил, что захват в плен его посланников является грубым нарушением международного права. Они должны быть немедленно освобождены, и лишь после этого возможны какие бы то ни было переговоры.

Тем временем император Исаак снарядил войско под командованием своего племянника Мануила Камиза, опытного командира, закаленного в многочисленных сражениях, и направил его к Филиппополю. Барбаросса послал к Камизу парламентеров, дабы заверить его в мирном характере своих намерений и таким образом избежать столкновения, однако ничего не добился. Когда в конце августа 2000 отборных греческих всадников устроили неподалеку от Филиппополя засаду немецким фуражирам, Фридрих Швабский с 5000 рыцарей атаковал противника и обратил его в бегство. Предводитель этого злосчастного войска, как сообщает византийский источник, возвратился в Константинополь, «словно потерпевший кораблекрушение, нахлебавшийся соленой морской воды».

В преодолении этих преград прошло лето. По расчетам, Фридриху уже давно следовало маршировать в Азии, но вместо этого приходилось готовиться зимовать на европейском берегу, в Филиппополе. Неудачная военная вылазка отрезвляюще подействовала на Исаака, и он освободил людей Барбароссы, в сопровождении своих посланцев отослав их в Филиппополь и велев передать, что согласен на ведение переговоров. Но и на этот раз не удалось прийти к соглашению. Непредвиденная задержка спутала все расчеты Фридриха, причинив ущерб и его репутации овеянного славой императора и полководца, поскольку христианский мир не мог понять, почему крестоносное войско до сих пор не в Азии.

В конце октября освобожденные немецкие послы прибыли в Филиппополь. Вместе с ними опять явился Иоанн Дука в сопровождении высоких придворных чинов. На следующий день Герман Мюнстерский и его спутники доложили собравшимся князьям, рыцарям и клиру о том, как с ними обращались в Константинополе, и о враждебности к крестоносцам, которую там проповедовал с амвона Досифей. Затем впустили греческих послов. Фридрих потребовал полного возмещения ущерба, в первую очередь возвращения отнятых у послов подарков и денег. В весьма сильных выражениях Фридрих бросил Иоанну Дуке упрек в мелочности его господина, в своем послании не пожелавшего признать за ним, императором Фридрихом, титула и имени, известных всему миру. Естественно, Дуке нечего было возразить.