Юрий Штеренберг - Истории, связанные одной жизнью

Почему-то первоначально мы держим путь в юго-западном направлении, в направлении Краснодара. Отъехав от Дона несколько десятков километров, мы получаем приказ разгружаться и разворачивать госпиталь. Однако через несколько часов после того, как началась разгрузка, поступает приказ “по вагонам” и срочно двигаться дальше. Можно себе представить, с какой скоростью наступали немцы. Что касается Ростова, то он вообще был сдан без серьезного боя — это при такой-то подготовке! Помню, в районе станицы Старо-Минская, недалеко от южного берега Азовского моря, вся северная часть неба пылала, хотел было написать “как в огне” — такой был отсвет пожарищ и боев. Проехав еще какое-то расстояние, мы опять получили приказ на разгрузку, и опять он был отменен по той же причине — немцы. Понятно, что все погрузочно-разгрузочные работы выполнялись вручную. Я с удовлетворением тогда отметил, что даже восьмидесятикилограммовые тюки оказались мне по плечу.

Где-то за Армавиром мы остановились на одной станции и нам, ребятам, в очередной раз поручили объездить наших лошадей. К станции примыкал лесок — мы туда и направились. Подъезжая к лесу, мы заметили низко летящий самолет, наш самолет, с нашими опознавательными знаками. Это был обычный “кукурузник” — У-2. К нашему удивлению самолет начал снижаться и не успели мы оглянуться, как он уже стоял на небольшой полянке. Примерно такая же ситуация была пять лет назад в станице Вешенская. Мы направили туда наших лошадей, подъезжаем к самолету. В кабине, естественно, сидел летчик. Нас немного удивило то, что он не захотел с нами разговаривать, отвечать на наши, возможно, неуместные, вопросы. Через некоторое время летчик показал рукой, чтобы мы отъехали от самолета, самолет взлетел, а мы отправились к нашему составу, завели лошадей в вагоны. И вот через некоторое время, через час или два, послышался гул тяжелых самолетов, и станция подверглась жесточайшей бомбардировке. Нарастающий гул каждой падающей бомбы создавал полную иллюзию, что бомба падает прямо на тебя и спастись невозможно. Уже потом со смехом мы вспоминали, как некоторые из нас в панике лезли на или под полки и укрывались одеялами. Наш состав, к счастью, не пострадал, но разрушений на станции было много. И тогда пришла догадка: а не был ли летчик на том советском самолете вражеским разведчиком? Никто нам на этот вопрос ответить, понятно, не мог.

После этого события наш эшелон довольно энергично погнали на юг. Мы въехали в Ставрополье, проехали Минеральные Воды, Георгиевск и свернули на железнодорожную линию, оканчивающуюся городом Буденовск (да, тот самый Буденовск, который более чем через 50 лет стал известен во всем мире). И вот вдоль этого Буденовского тупика стали выгружаться поочередно все госпитали нашего эшелона. Наш госпиталь выгрузили не первым, но одним из первых. Название станции я, наверно, вспомню позже, а вот название городка запомнил хорошо — Воронцово-Александровск. Мамин госпиталь (естественно, вместе с мамой) выгрузился где-то недалеко от нас, через 20-30 км (длина всего Буденовского тупика, мне кажется, не более 100 км).

Это было либо в конце июля, либо в начале августа. Нам только-только прочли приказ Сталина, получивший название ”ни шагу назад”, о создании заградительных отрядов, располагаемых позади частей, участвовавших в боях с гитлеровцами. Задачей этих отрядов был расстрел в упор всех отступающих солдат и офицеров (вроде номер этого приказа был 227).

Наше начальство были уверено, что уж теперь-то немцы до нас не доберутся. И началось планомерное развертывание госпиталя. Под госпиталь было выделено здание школы. Место было замечательное и благодатное: кругом зелень, неимоверное количество фруктов, рядом горная речка Кума (теперь Воронцово-Александровск называется Зеленокумск — не зря) — лето. Но эта благодать длилась совсем не долго, всего лишь несколько дней — немцы посчитали, что мы и так хорошо отдохнули. Вначале из сводок мы узнали, что наступление немцев продолжается, а потом, и это было совсем неожиданно, мы узнали, что немцы высадили десант в Георгиевске и захватили все курортные города Минеральных вод 5 .

В один из наступивших тревожных вечеров я с несколькими ребятами решил пронаблюдать, конечно, не за боями — они еще шли довольно далеко, но за их отражением в темном южном небе. С этой целью мы взобрались на дерево, нельзя сказать, что высокое, но, судя по всему, довольно старое. Кроме того, дерево было абрикосовым, а эти деревья не отличаются крепостью. Короче говоря, ветка обломилась, и я полетел вниз головой с вытянутой правой рукой. И не просто упал на землю, а угодил в вырытую в этом месте траншею. Лечу вниз и внимательно наблюдаю за сорвавшейся с ноги сандалией — чтобы потом легче было ее найти. Падение, какой-то внутренний треск, дикая боль. Я вскакиваю, до руки дотронуться невозможно, но сандаль я разыскал. Ночь кое-как проспал-пролежал, а утром меня повели в действующий фронтовой госпиталь — в нашем госпитале рентген еще не работал. Вколоченный перелом. Поломалась кость около самого плечевого сустава и обе части этой кости вошли, вколотились друг в друга. Мне накладывают огромную гипсовую повязку на всю правую руку и на грудь до пояса — “самолет”.

А между тем обстановка быстро осложнялась Двигаться по железной дороге мы уже не можем: у основания тупика, в Ге-оргиевске, немцы — они нас, конечно, не пропустят, несмотря даже на мою поломанную руку. Из транспорта в нашем распоряжении один грузовичок и несколько лошадей. А имущества очень много, очень много и людей. Что делать? Мобильность немцев нам уже хорошо известна — решать и действовать надо было незамедлительно. Начальство госпиталя принимает решение, единственно правильное решение: уходить от немцев, но не всем сразу, а двумя группами, так, чтобы обеспечить погрузку и выгрузку транспорта, двигающегося челночно от одной группы к другой. Я написал “единственно правильное решение” и вдруг сам усомнился. Ведь никто не мог знать, когда появятся немцы. Стремление вывезти все имущество было связано с огромным риском захвата части наших людей. Задним числом можно назвать это решение правильным, но только потому, что все закончилось хорошо.

Помимо общих забот у нашей семьи были две дополнительные: мама и моя рука. Что решило мамино госпитальное начальство, нам было неизвестно, связаться невозможно: нет никаких транспортных средств и средств связи. Короче говоря, мы ничего не знаем и ничего сделать не можем. Кстати, как потом выяснилось, начальство нескольких госпиталей, размещенных, как и наш, вдоль Буденовского тупика, не предприняло энергичных действий, и эти госпитали были захвачены немцами.