Валерий Попов - Дмитрий Лихачев

Возникла угроза конфискации имущества, которая могла коснуться и имущества других членов семьи, в том числе и коллекции икон Дмитрия Сергеевича. По словам Зины, именно в отчаянной суете, в попытках найти транспорт для вывоза вещей, которые могли быть несправедливо конфискованы, и погибла ее мама, попав под машину. Можно считать эти воспоминания не объективными, но воспоминания и не бывают объективными, всегда это чьи-то личные переживания, и сомневаться в их искренности не приходится.

Но больше всех, конечно, страдала Мила. Вспоминая те тяжелые годы, Юрий Иванович Курбатов сказал:

— Конечно, Сергей Сергеевич был поразительным человеком: умел договариваться с кем угодно. Однажды, когда он отбывал наказание на поселении (это было более мягкое наказание, чем тюрьма), у нас раздался звонок, и веселый, приятный голос спросил: «Нет ли у вас сейчас Сергея Сергеевича Зилитинкевича?» Я поразился такой неосведомленности — и вынужден был сказать, что Сергей Сергеевич отбывает наказание. «Да знаю я! — сказал голос. — Как раз оттуда и звоню. Договорились с ним — отпустил его, так он вовремя не явился. Случайно — он не у вас?» Я вынужден был сказать, что ничего об этом не знаю, и добавил: может, Людмила Дмитриевна что-то знает? И имел неосторожность спросить ее… Можно себе представить ее реакцию!

Тяжко переживал все это, конечно, и Дмитрий Сергеевич. Он так надеялся на тихое счастье в семье, отгороженной от всех общественных бурь. И вот — одна дочь погибла, другая — страшно страдает. Конечно, Мила вела себя уже очень несдержанно — и одно несчастье, как это водится, тянет другое. Вдруг ее дочь Вера заявила об отъезде за границу — причем матери она сказала об этом лишь накануне отъезда! Видимо, отношения между ними были уже накалены, при спокойной обстановке в семье такого, конечно, быть не могло. Дочь Милы и Зилитинкевича, Вера, родилась в 1959 году, была на семь лет старше Зины, родившейся в 1966-м.

Решение Веры еще больше пошатнуло равновесие — и в семье, и в отношениях Дмитрия Сергеевича с властью. В 1978 году он начал трудиться над изданием монументальной серии «Памятники литературы Древней Руси». Он знал, что это — главное его дело, все остальное мешает. Он сделал выбор — стараться всеми допустимыми способами работать, развивать науку, не идя на компромиссы, но ни в коем случае не обостряя обстановку специально. И тут его самые близкие люди так обострили всё — дальше некуда!

Внучка Лихачева Вера и ее муж Владимир Тольц познакомились в доме сотрудника сектора Якова Соломоновича Лурье, с которым и так отношения были не простые (еще со времен истории Зимина, выступавшего против Лихачева, — Я. С. Лурье его активно поддерживал). И вдруг Лурье выступает чуть ли не в роли свата! Существует злопыхательское мнение, что Лихачев в отместку за это выгнал Лурье из отдела. Это, конечно, преувеличение, на такого рода месть Лихачев не шел никогда. Но что досада поселилась в его сердце — это безусловно. Наиболее уравновешенные свидетели трактуют ситуацию так: Лихачев прикрывал, как наседка, своими крыльями своих «птенцов» от разного рода преследований — и, может, в какой-то раз «не прикрыл», и Лурье попал под плановое сокращение. Впрочем, научная карьера его не прекратилась и он еще много сделал для науки. Строгие судьи, которые сами в своей жизни не делали ничего плохого (но и хорошего тоже), подшили и это к «списку провинностей» Лихачева. Только им ли его судить?

Уверен, что он просил Веру не выходить замуж за Тольца вовсе не в угоду властям, а, главным образом, из-за собственных, личных переживаний: жених, уже известный диссидент Владимир Тольц был более чем на 20 лет старше внучки. Не нравилась и его деятельность, тон его выступлений на радио «Свобода», и довольно странная его биография (Тольц попал в Москве под машину немецкой гражданки, с тех пор хромал и получал довольно приличное пособие за нанесенное ему увечье)… Всё это вместе как-то не укладывалось в «шкалу ценностей», которые проповедовал Лихачев. Всё было, как специально, «ножом по сердцу».

И вот — отъезд Веры, еще один удар по Лихачеву. Страдал он и за Милу, понимая, как подкосит ее отъезд дочери — причем никак не согласованный, демонстративно конфликтный. Сказать, что это было некстати — мало сказать, компромат на «зэка» Лихачева, так и не ставшего «настоящим советским гражданином», был властям очень кстати. Лихачев уговаривал Веру не уезжать — ее отъезд мог разрушить многое в жизни Лихачева, погубить многие его полезные начинания, но она была непреклонна. Конечно, тут важна была и политическая составляющая: негативное отношение к властям в 1970–1980-е годы стало почти всеобщим — и власть немало в этом отношении постаралась. Стоит вспомнить хотя бы крайне непопулярное вторжение в 1968 году в демократическую Чехословакию. Достала всех и постылая, бездарная демагогия-идеология. Несмотря на усиленные меры властей по борьбе с инакомыслием, оно стало почти что нормой. На самом деле лишь начальники якобы верили в светлое будущее страны — большинство населения относилось к властям и строю крайне негативно. Ходило множество анекдотов, каламбуров, присказок на эту тему. «Прошла зима. Настало лето. Спасибо партии за это!» Так что в критических настроениях юной Веры Зилитинкевич ничего исключительного не было. Но вот покинуть страну — на это тогда еще решались немногие. Все знали, что это непременно ударит по жизни близких, их могут выгнать с работы с «волчьим билетом», да и самого «путешественника» могут обвинить в диссидентстве или в чем угодно и вместо Запада отправить далеко на Север. Но отчаянной решимости Веры способствовала еще и обстановка дома: отец сидел, мама стала невыносимой, дед уговаривал остаться — явно больше беспокоясь о безопасности своей карьеры и его «великих дел»!

И Вера уехала. Это очень сильно ударило и по сознанию, и по официальному положению Милы, и особенно Дмитрия Сергеевича. Такие отъезды родственников тогда весьма осуждались на парткомах и резко сказывались наделах остающихся! Положение Дмитрия Сергеевича стало критическим и могло привести к очень тяжелым последствиям — в лучшем случае, все важное, за что он так страдал, могло сорваться, «барский гнев», нарастая, мог бы парализовать работу Лихачева: выбор их методов воздействия, как мы уже видели, был широк, и я бы сказал, ничем неограничен — вплоть до «случайной гибели». Спасение пришло с Горбачевым и перестройкой.

Впрочем — в семейной жизни Лихачева никакого просветления не наступило. Зилитинкевич, выйдя из заключения, был по-прежнему энергичен — и с репутацией несправедливо осужденного уехал за рубеж: тогда такая шумная биография была хорошим трамплином для карьеры.