Георгий Береговой - Угол атаки

Если рассматривать историю диалектически, как естественное и неизбежное развитие борьбы противоположностей, то в конечном счете все эти «ошибки» и «заблуждения» сыграют роль лишь временных факторов, которые человечество, бесспорно, преодолеет на пути к высшему и лучшему обществу — коммунизму. Бесспорно и другое: у человечества многое уже позади, но это многое — лишь капля, крохотная пылинка в сравнении с тем, что еще не сделано, не достигнуто, даже, может быть, еще не задумано.

Я верю, что все несделанное обязательно будет сделано, недостигнутое — достигнуто, а еще не задуманное — будет и задумано, и начато, и доведено до конца… Погибает лишь то, что отжило свой век. Но погибает старое не само по себе. А в жестокой борьбе. Отсюда и ядерные бомбы, и напалм, и бактериологическое оружие, которым все еще надеется себя спасти капиталистическое общество. И хотя, умирая, этот мир может принести еще множество горя и несчастий, спасти его уже ничто не может. Конец его близок. Несвершенные свершения человечества уже начинают жить. Это подлинно свободное, бесклассовое, никем и ничем не угнетаемое коммунистическое общество на Земле, предсказанное еще Марксом и начавшее воплощаться в жизнь в России Лениным. Это и мечты об освоении вселенной. И то, о чем мы сегодня не только не мечтаем, но даже и не догадываемся, но что когда-нибудь тоже станет действительностью и явью. Одним словом, гарантия бессмертия человечества — в дерзости и размахе его же собственных начинаний и замыслов, в вечном стремлении, осуществив одни цели, ставить перед собой все новые и новые.

«Если окинуть взглядом тысячелетия развития цивилизации, мы увидим, что успешно развивались только те общества, которые были готовы решать сложные задачи, максимально используя все свои технические возможности; и лишь такие общества, такие эпохи двигали цивилизацию вперед». Слова эти принадлежат директору английской астрономической обсерватории Джодрелл Бэнк Бернарду Ловеллу, и с ним трудно не согласиться. Так же как трудно оспаривать утверждение известного американского антрополога Маргарет Мид, которая говорит о том же, но уже с других позиций: «Сама постановка вопроса о возможности жизни на других планетах, помимо нашей Земли, о возможности основать колонии на других небесных телах, о возможности существования других разумных существ меняет место человека во вселенной. Изменяется все. И потому уменьшается человеческое высокомерие, но зато безмерно расширяются человеческие возможности».

С подобными взглядами (а я ссылаюсь на первые подвернувшиеся мне под руку имена — при желании число тех, кто их разделяет, можно бы увеличивать без конца), повторяю, трудно не согласиться. К ним лишь остается добавить: то, что Маргарет Мид называет «постановкой вопроса», на мой взгляд, для большинства людей является не вопросом, а осознанной, хотя еще и не подтвержденной конкретными фактами, истиной; и еще то, что общее развитие всеземной цивилизации определяется в конечном счете не временными задачами тех или иных локальных политических и общественно-социальных структур, о которых говорит Бернард Ловелл, а общей тенденцией человечества никогда не успокаиваться на достигнутом, заложенным в самой его природе неукротимым стремлением продвигаться от замыслов к их свершениям так, чтобы сами свершения затем стали плацдармом для новых замыслов… Насколько неисчерпаема сама вселенная, настолько же неисчерпаема жизнеспособность познающего загадки и тайны человечества. Именно этим, по-моему, и характерен избранный им угол атаки — крутизна подъема, которому практически нет и не будет конца.

Третий день в космосе начался ревом сирены: я проспал.

В смежном с кабиной отсеке у меня был будильник. Но, видимо, сказались наконец первые бессонные сутки: звон будильника не достиг ушей. И тогда, потеряв терпение, с Земли включили сирену: так сказать, «с добрым утром!».

Я был не в претензии: утро и в самом деле оказалось не хуже вчерашнего; я чувствовал себя до краев заряженным энергией, бодростью и великолепным настроением…

«Но физзарядка все же не помешает», — подумалось мне, этого же требовал от меня и график. А график, как уже говорилось, для летчика-космонавта — закон. Сейчас этот закон обязывал посвятить 25 минут физическим занятиям. Я вытащил резину и эспандер и, кувыркаясь в невесомости, разминал в течение 25 минут мышцы…

После завтрака в руках у меня снова оказался фотоаппарат.

Кроме дневного и сумеречного горизонтов Земли, фотографировать в космосе приходится очень многое: отдельные участки суши, снежные покровы гор и предгорий, ледники, различные скопления облаков… Все попросту невозможно бы было перечислить. Земля хочет знать все, что можно. А одним из наиболее простых и в то же время достаточно точных видов информации являются кино- и фотопленка.

Пролетая, скажем, над полуостровом Сомали, я мог наблюдать уникальную по своей наглядности и масштабам картину. Над поверхностью огромной территории как бы свирепствовала злая зимняя метель-поземка. Только остающиеся от нее языки переметов состояли не из снега, как я узнал позднее, а из земли.

Эти мои фотопленки впоследствии были переданы в лабораторию землеведения при Ленинградском университете, где ученые, изучая их, пришли к выводу, что систематическое фотографирование из космоса определенных участков земной поверхности может помочь выявить и понять особенности и закономерности процессов эрозии почв. Ведь помимо того, что зафиксированные мною «языки» размещались в определенном порядке, каждый из них, кроме того, еще отчетливо указывал направление выветривания и переноса почвы — начало «языка» выглядело на снимках более темным, а конец светлее.

Немалый интерес представляют также наблюдение и фотофиксация различных состояний облачности. По форме и расположению облаков, например, нередко можно судить о степени «созревания» зарождающихся циклонов и антициклонов.

Не менее наглядно и точно фотопленка может рассказать об опасных накоплениях снега в горных районах, о назревающих обвалах.