Роберт Лейси - Княгиня грез. История голливудской актрисы, взошедшей на трон

У Гвен Робинс почти не оставалось времени до срока, установленного ей издателем. Грейс же была такой искренней, такой ранимой, такой человечной; отдавая всю себя целиком на милость писательницы, она словно опять превратилась в крошку Грейси.

— Чем я могу вам помочь? — спрашивала она. — Мне действительно хочется вам помочь, чтобы у вас получилась книга. Я свяжу вас с Филлис.

Филлис Эрл, ранее Филлис Блюм, была на протяжении нескольких лет личным секретарем Грейс и стала одной из ее близких подруг.

— Жаль, что меня как следует не проинформировали. Не нашлось никого, кто позвонил бы мне и сказал, что вы — одна из нас.

— Ничего, — ответила Гвен Робинс, слегка запаниковав и одновременно чувствуя себя польщенной, а главное, проникаясь искренним желанием помочь женщине, с которой она только что познакомилась. — Все всегда становится на свои места.

«Я не знала, что мне делать, — вспоминает Гвен сегодня. — Грейс сказала мне, что все написанное — святая правда и я должна оставить в книге все как есть. Однако это вовсе не входило в мои планы. Она рассказала мне о своих дочерях. Я уже начала догадываться, каково положение дел в ее семье и что может произойти с ней лично, опубликуй я все материалы, которыми располагала. Такого я просто не могла себе позволить. Она успела очаровать меня».

Вышедшая из-под пера Гвен Робинс биография княгини Грейс была опубликована весной 1976 года. Это душевная, несколько восторженная книга, без какого-либо привкуса скандальности. Несколько недель спустя после ее выхода в свет последовал звонок из Монако.

— Я не ожидала, что вы напишите нечто подобное, — сказала Грейс. — Приезжайте ко мне в гости.

Это стало началом многолетней дружбы. Во время работы над книгой, а также благодаря встречам с родными и близкими Грейс в Филадельфии Гвен уже успела стать едва ли не духовником. Она узнала все ее секреты, однако не решилась сделать их всеобщим достоянием. То есть она вела себя как верная подруга и поэтому вскоре действительно стала таковой: ее допустили в узкий женский кружок, в котором царило веселье, а княгиня становилась прежней смешливой проказницей Грейси. Гвен Робинс писала об этом в своей книге, не подозревая, однако, что Грейс способна на такую игривость.

Писательница и княгиня решили продолжить сотрудничество и написать книгу о цветах — как оказалось, это была их общая страсть. Грейс приезжала в гости к Гвен в ее увитый розами деревенский дом шестнадцатого века в графстве Оксфордшир, а Гвен, в свою очередь, зачастила к ней в Рок-Ажель. Она останавливалась в Монте-Карло, в отеле «Эрмитаж», однако каждое утро за ней присылали машину, чтобы отвести ее в горы, в дом, где она любила проводить долгие часы, сидя в гостиной со стеклянным потолком, заваленной старыми телефонными справочниками, под которыми Грейс любила засушивать собранные ею полевые цветы.

Гвен Робинс бросилось в глаза, какой по-крестьянски неухоженной выглядела Грейс в утренние часы — без тени косметики, в старой одежде, лишь повязав голову шарфом. «В ней вообще было невозможно узнать красавицу, — вспоминает Робинс. — Грейс не страдала тщеславием, она не из тех, что постоянно озабочены своей внешностью. С другой стороны, я бы не сказала, что она обладала каким-то исключительным вкусом и умела хорошо одеваться. Подчас Грейс выглядела просто старомодно. Однако ближе к вечеру в ее внешности происходили перемены к лучшему, с каждым часом она словно расцветала и к восьми вечера, немного подкрасившись (я называла это косметикой без косметики) и сделав прическу, становилась красавицей. Она накладывала на лицо лишь чуточку пудры и легкие тени на веки. Этого было достаточно. У нее была замечательная кожа, красивые глаза, высокие скулы, все еще хорошо очерченные; несмотря на то, что лицо ее стало полнее, выглядела Грейс потрясающе. В том и состояла ее работа — переключиться от обыденности на что-нибудь удивительное, и она прекрасно знала, как это сделать».

Работая вместе над книгой, обе женщины вели долгие разговоры о жизни. Грейс было уже за сорок, и у нее уже возникли проблемы со внешностью и весом. Гвен Робинс отметила для себя, как много времени Грейс проводит в Париже одна, без мужа, и, конечно же, усомнилась, действительно ли тому причиной официальное объяснение — мол-де, княгиня присматривает за Каролиной, пока та учится в университете.

— Знаешь, — призналась Грейс однажды утром, когда они прогуливались по розовому саду. — Мне почему-то очень грустно в замужестве.

Великолепный фасад дал трещину. Княгиня Грейс, которой многие восхищались и которой многие завидовали, чье лицо украшало тысячи журнальных обложек, неожиданно оказалась одинокой женщиной средних лет, у которой возникли нелады с мужем.

— Я ему совершенно безразлична, — сказала Грейс. — Ему абсолютно все равно, что я думаю, чем дышу.

Гвен Робинс не знала, что на это сказать. Находясь в гостях на ажельской ферме, она не раз сталкиваюсь с Ренье, и ей даже нравилось его немного злое чувство юмора. А когда Грейс объявила во всем доме «сухой закон», Ренье и Гвен украдкой от нее наливали себе по глоточку водки. В лучшем своем настроении Ренье становился душой компании.

Если же его мучила хандра или (что особенно часто случалось, когда ему перевалило за шестьдесят) приступы гнева, князь Монако становился тем человеком, за которого вряд ли кому-нибудь захотелось бы выйти замуж. В народе часто перешептывались, что у Ренье имелись любовницы. Князь однажды пригласил Дэвида Свегорта в Париж совершить чисто мужскую вылазку, хвастаясь при этом, что ему известно, где раздобыть женщин, способных, как он выразился, «оборвать со стен обои». Свегорт отклонил это предложение.

Однако, даже если Ренье изыскивал возможность изменять супруге, свои похождения он, как правило, не афишировал. У Грейс не было никаких оснований жаловаться подругам на этот счет. Проблема ее почти двадцатилетнего замужества заключалась в другом: супруг уделял львиную долю своей энергии не ей, а бетонному чуду на берегу моря. К интересам и увлечениям супруги он относился с явной прохладцей.

По мере того как дети становились старше, Грейс проводила все больше времени, собирая полевые цветы на французских холмах над Монако. Она засушивала их, а затем, наклеив на картон, помещала в рамку. Кое-кто из друзей предложил, чтобы она устроила выставку своих работ, и галерея «Друан» в Париже нашла эту идею привлекательной.

Ренье ради столь редкого случая совершил путешествие на север и присутствовал на открытии. Успех был потрясающим. Грейс удалось продать почти все до одной из своих цветочных композиций, а затем княжеская чета и приглашенные лица отбыли на обед в ресторан. Сидя за столом, на котором стоял букет цветов, Ренье сорвал несколько лепестков и прижал их к донышку тарелки. «Продано! — воскликнул он, с нескрываемой насмешкой демонстрируя свою импровизированную композицию. — Три тысячи франков!»