Эдвард Рикенбэкер - Сражаясь с летающим цирком (Главы 1-14)

Глава 10. Лафбери убит

Лейтенант Уолтер Смит (Walter Smyth) из Нью-Йорка заглянул ко мне утром 10 мая 1918 года и спросил: "Рик, где ты находишь всех этих бошей над линией фронта?" Я поинтересовался, что он подразумевает под "всеми". "Ну как же, ответил тот, - я был там уже два или три раза, но не видел вражеской машины даже краем глаза. Мне хотелось бы полететь туда с кем-нибудь вроде тебя и как следует развлечься. Возьмешь меня с собой в свободное патрулирование?"

Мне нравилось видеть в пилоте подобное настроение, и я сразу сообщил Смиту, что прихвачу его в девять часов этим же утром, если он будет готов. Мой очередной вылет был запланирован около полудня, так что всё утро я был предоставлен самому себе. Смит, польщённый приглашением, немедленно подготовился к вылазке.

Мы вместе взлетели с аэродрома и устремились к Сен-Мийелю. Наши альтиметры находились на отметке 17 000 футов к тому времени, когда патрулирование завершилось, а мы переместились к Понт-а-Мусону. Ни одной вражеской машины встречено не было.

Полагая вполне возможным, что какой-нибудь "Румплер" способен предпринять таким чудесным утром фоторейд, я решил "срезать угол" над немецкой территорией и от Понт-а-Мусона направился к Вердену. Смит при этом держался неподалёку от правого крыла моей машины. Лёгкий северный ветер пригнал нас прямо к Марс-ла-Туру (Mars-la-Tour), где, как я знал, базировалась немецкая эскадрилья. Любопытство Смита следовало удовлетворить, даже если бы нашей паре пришлось спуститься к гансам на аэродром.

Как только мы пересекли маленький город Марс-ла-Тур, я заметил немецкий двухместник, направлявшийся от Вердена едва ли не прямо на нас. Это был "Альбатрос", находившийся в нескольких тысячах футов ниже нас и на расстоянии около двух миль впереди. Мы были в превосходной позиции не только потому, что противник не ожидал нападения с тыла, но и в силу того, что солнце оставалось позади нас; к тому же мы обладали количественным преимуществом и превышением по высоте. Я чувствовал уверенность в исходе предстоящего боя и мысленно от всей души поздравил Смита с тем, что он сделал хороший выбор, предложив мне стать его ведущим в сегодняшней экспедиции. Покачиваниями я просигналил ему и стал пристраиваться по солнцу. К тому времени, когда наша пара достигла Конфланза (Conflans), я занял прекрасную позицию прямо над хвостом вражеской машины. Мы же по-прежнему оставались незамеченными.

Я бросил "Ньюпор" в пике. Для испуганного наблюдателя первым признаком моего присутствия стали трассирющие пули, пронёсшиеся рядом с ним. Немецкий пилот также наверняка заметил огненные трассы. Затем каким-то образом я проскочил мимо "Альбатроса", продолжая остервенело стрелять в пустоту, в то время как двухместная машина противника уклонилась одним искусным маневром и теперь находилась надо мной. Оппонент несомненно был весьма опытен в этой игре и мне следовало быть с ним осторожным.

Я снова набрал высоту. Но на этот раз было невероятно сложно занять позицию для прицельной стрельбы. Пилот швырял хвост машины с такой изворотливостью, что каждый раз, когда я намеревался спикировать на него, то находил наблюдателя, хладнокровно наводящим ствол пулемёта точно мне в лицо. Более того, обнаружилось, что на такой большой высоте "Альбатрос" маневрирует столь же хорошо и даже чуть лучше, нежели мой более лёгкий "Ньюпор". Так, я бросил машину в правый вираж со значительным креном, но при этом совершенно забыл о разреженности воздуха и, в результате, вместо виража вогнал самолёт в штопор. Аэроплан выполнил два полных оборота прежде, чем мне удалось выровнять его. Осмотревшись в поисках противника, я увидел "Альбатрос" почти в миле от меня, задавшим стрекача домой. Одинокий Смит невозмутимо летел выше меня; казалось, он был совершенно очарован зрелищем.

Я столкнулся с опытной парой воздушных бойцов, пилотировавших "Альбатрос", и потому смотрел им вслед с определённым восхищением, смешанным с разочарованием. Однако это ощущение быстро покинуло меня, едва лишь я осознал, что мы со Смитом углубились на немецкую территорию более чем на двадцать пять миль. Вполне удовлетворённый тем, что мне удалось показать Смиту нечто вроде первого шоу на "все его деньги", я решил убраться восвояси, пока отступление возможно,

Когда по пути домой наша пара пролетала над Сен-Мийелем, моё внимание привлекли белые разрывы "Арчи" сзади нас по направлению к Вердену. Вглядевшись пристальнее, я обнаружил всё тот же двухместный "Альбатрос", потихонечку прыгавший по воздушным ямам прямиком к французским позициям. Пилоты посчитали, что их блеф удался и теперь у нас на глазах они возвращались к своей работе.

Я просигнал Смиту и бросился в новую погоню за хитрюгой "Альбатросом". Однако противник немедленно выполнил разворот кругом и, войдя в зону заградительного огня "Арчи", "твёрдой походкой" направился к Марс-ла-Туру, а затем - домой. Я бросился вправо, пытаясь отсечь его, и осмотрелся, чтобы выяснить точную позицию Смита. Но его нигде не было видно!

Внизу находился Этен (Etain). Я был по меньшей мере в десяти милях за линией фронта. Когда Смит оставил меня и куда он мог подеваться? Чувствуя себя более чем неуютно из-за того, что я пренебрёг наблюдением за ведомым в течение нескольких последних минут, я с полуразворотом ушёл прямиком к дому. Как выяснилось позже в тот же день, у Смита приключились неполадки в двигателе, он приземлился на нашей территории, и до самого вечера у него не было возможности вернуться на родной аэродром.

Когда я находился уже в районе нашего поля, то увидел толпу, собравшуюся посередине аэродрома. Было точно десять часов пятьдесят минут утра, когда мой самолёт приземлился неподалёку от сборища, и я поспешил выяснить, какое несчастье постигло моего бедного друга Смита. Если в результате допущенной мною халатности, Смит оказался втянутым в неравную схватку и был ранен или разбился при посадке, то мне придётся держать ответ за эту потерю. Переполняемый дурными предчувствиями, я поспешил к ангарам.

Восклицания, которые мне довелось услышать, лишь усилили моё замешательство. У всех на устах было имя майора Лафбери. Я поинтересовался, не видел ли кто-нибудь возвращения лейтенанта Смита. Ребята посмотрели на меня отсутствующим взглядом и ничего не ответили. Тогда я потребовал объяснить причину необычного собрания на аэродроме. Ответ лишил меня дара речи от отчаяния и ужаса.

Нашего любимого Лафа больше не было в живых! Майор Рауль Лафбери, американский ас из асов, наиболее почитаемый во Франции американский авиатор, уничтожен в огне только что в каких-нибудь шести милях от нашего поля!

Эта грустная история известна всему миру настолько хорошо, что я не стал бы повторять описание обстоятельств последнего боя Лафбери, если бы не стремление опровергнуть те многочисленные фальшивки о его героической смерти, что распространились по всей Америке, как только новость о потере была телеграфирована домой. Позже мне довелось столкнуться с некоторыми из таких искажённых рассказов.