Вальтер Хаген - Фальшивомонетчики Третьего рейха. Операция «Бернхард»

Основным местом, где проворачивались дела по линии «операции Бернхард», была в то время Генуя. Тамошний порт еще функционировал, осуществляя корабельную связь с Испанией, а через нее и с западным миром. Швенд удачно использовал эти шансы. Он создал в Генуе свой опорный пункт, своеобразный центр, который продолжал функционировать, даже когда город находился уже в руках союзников. Нужно сказать, что Швенд «работал» и в тылах союзнических войск, в частности, в Реггио ди Калабрия. Хотя тамошнее «отделение» было создано еще летом 1943 года, наиболее успешно оно стало действовать после занятия городка американскими войсками в сентябре того же года. Дела пошли еще лучше, как только был установлен обменный курс лиры Бадолио, новой итальянской денежной единицы, — 400 лир за один фунт стерлингов. На черном рынке можно было купить за 400 этих лир 800 лир Муссолини, введенных в созданной им республике Сало на севере Италии. По официальному обменному курсу между Германией и этой итальянской республикой 800 лир соответствовали 80 рейхсмаркам. Ни рейхсмарки, ни жалкая валюта нового фашистского диктатора в самой игре не участвовали, но на лиры можно было приобретать ценности. Чем более падала стоимость лиры Муссолини на черном рынке, тем более вырастала выручка. Трансакции между обеими половинами Италии вскоре стали основной сферой деятельности «операции Бернхард». Швенд, здраво используя обстановку, спекулировал на предстоявшем поражении стран оси, играя на понижении курсов валют. В результате этого прибыль его возросла весьма значительно. Поступление денег от деятельности «операции Бернхард» никогда не было столь высоким, как в конце войны, особенно в последние ее месяцы. И это, несмотря на то, что в определенных кругах было известно, что Германия продавала фальшивые фунты. Эта валюта, однако, пользовалась огромным спросом, а фальшивки сделаны столь хорошо, что покупатели шли на риск их приобретения. К тому же английский банк не отказывал в их оплате.

Деятельность между северной и южной частями Италии была, однако, связана с ипотекой и необычно высокими прибылями профессиональных контрабандистов, которые либо пробирались через линию фронта, либо на маленьких суденышках миновали фронты ночью и в непогоду. Швенд по этой линии не пошел. Он приобрел за мизерную цену в Генуе португальскую яхту, принадлежавшую крупному коммерсанту в Лиссабоне, «конфискованную» в начале войны и ржавевшую на приколе. Договор был заключен с итальянским секвестровым учреждением, однако Швенд решил подстраховаться и сумел связаться с владельцем яхты, с которым подписал договор о ее аренде. Так что яхта могла без опасений заходить в португальские порты, не подвергаясь опасности задержания. Временами она ходила под шведским флагом на совершенно легальном основании.

Как это ему удалось, Швенд мне никогда не рассказывал, ссылаясь на капитана, имевшего хорошие связи с шведами.

Позднее я познакомился с этим человеком: он был представлен мне Швендом в Берлине. Назовем его Петерсеном (это первый псевдоним, употребленный мною в книге). На это были особые основания. Петерсен представлял собой, по крайней мере для меня, тип настоящего старого морского волка — громадного роста, с голубыми глазами, почти без волос на голове, постоянно с трубкой во рту и бутылкой виски в руке. В своей жизни ему, конечно, пришлось многое пережить и повидать, но он был всегда в хорошем настроении и весьма расположенным к детским проделкам. В свое время он был даже первым помощником капитана на крупном немецком океанском лайнере. В Третьем рейхе он был отправлен на пенсию, якобы из-за принадлежности к «масонской ложе» (на самом деле это был ротарианский клуб, относившийся тем не менее в Германии к масонским обществам). Петерсен попытался пойти добровольцем на флот, но на офицерскую должность его не назначили опять же из-за принадлежности к «масонству». В возрасте около пятидесяти лет он остался в Берлине, который бы с большим удовольствием променял на настоящее море. Как и все истинные моряки он испытывал ностальгию по морю.

Он с удовольствием принял предложение Швенда стать капитаном яхты «Колумб», настояв на том, чтобы торжественно отметить это событие. Праздник прошел по старым морским законам, ныне уже подзабытым, и заключался он в основном в совместном распитии алкоголя. В ходе беседы глаза Петерсена становились все светлее — то ли от радости снова оказаться на море, то ли от выпитого в весьма быстром темпе алкоголя. Швенд, который почти не пил, от непрерывных тостов почувствовал себя плохо (у него схватило желудок). Даже у меня зашумело в голове, хотя я на Балканах и привык к сливовице, зуйке и баракку, принимая эти напитки по местным обычаям даже на завтрак. У Петерсена было столько знакомых моряков, что он прямо за столом своего берлинского дома составил список команды. В основном он включал людей, знавших иностранные языки, которые могли сойти и не за немцев. Как и мы, он прекрасно знал, что корабль и его команда будут подвергаться тщательным досмотрам, но был оптимистом, который передал и нам. Через восемь недель он уже смог выйти в море.

Постепенно маршруты плавания Петерсена увеличивались, и он стал даже заходить в порты Северной Африки, где Швенд создавал свои опорные пункты. Затем Петерсен стал завозить туда пачки банкнот, забирая наличные деньги при повторном заходе в порт. Швенд устроил на корабле такой тайник, что он так и не был раскрыт, несмотря на многочисленные проверки. В корабельный двигатель была вмонтирована покрытая асбестом кассета, к которой можно было добраться, только разобрав почти весь двигатель. Снаружи кассета видна, естественно, не была. Тем не менее золото и драгоценности Петерсен не брал, он перевозил только банкноты, отдавая предпочтение долларам. Помещенные в кассету, покрытую асбестом, они были в достаточной степени защищены от воздействия тепла, исходившего от двигателя. Сама же кассета была вполне вместительной. Лишь однажды Петерсен привез фунты из Барселоны, оказавшиеся, когда сличили их номера, банкнотами собственного производства, попавшие в Испанию кружным путем и сошедшие там за настоящие.

Яхта Петерсена никогда не задерживалась: капитан выдерживал все контрольные проверки. После краха Третьего рейха он возвратил яхту ее истинному владельцу в отличном состоянии. Тот даже не ожидал когда-либо получить свое судно назад, да еще отремонтированным после долгого ржавления у итальянцев и готовым к выходу в море в любой момент. Мне стало известно, что Петерсен из Лиссабона подался в Швецию, где вел приличную жизнь на средства, полученные им за деятельность по линии «операции Бернхард». Будучи, как я уже отмечал, большим оптимистом, граничившим с легкомыслием, он допустил впоследствии непоправимую ошибку, приехав в 1952 году в Берлин, чтобы забрать из своей квартиры ценные книги и картины и отвезти их в Швецию. Дом его находился в западном секторе города, однако русским, узнавшим о его приезде, удалось непонятным образом заманить его в восточный Берлин. С тех пор Петерсен исчез.