Литтон Стрэчи - Королева Виктория

Одно неожиданное происшествие показало во всей красе царившие во дворце беспорядок и небрежение. Как-то, дней через десять после рождения принцессы крови, нянька заслышала подозрительный шум в комнате, что была рядом с королевской опочивальней. Она позвала одного из пажей, который, заглянув под софу, обнаружил там скрючившуюся фигуру «весьма отвратительной наружности». Это был «мальчик Джонс». Этот таинственный персонаж, о чьих похождениях еще несколько месяцев трубили газеты и чьи побуждения и характер так и остались до конца не выясненными, оказался семнадцатилетним переростком, сыном портного, который проник во дворец через садовую стену и забрался в открытое окно. Двумя годами раньше он наносил подобный же визит, переодевшись трубочистом. Теперь, когда его поймали, он заявил, что провел во дворце три дня, прячась под разными кроватями, и что он «угощался супом и другими кушаньями», а также «садился на трон, видел королеву и слышал крики принцессы крови». Странное происшествие обсуждалось в мельчайших деталях. «Таймс» написала, что мальчик Джонс «с детства любил читать», но «чрезвычайно угрюм лицом», добавив: «Софа, под которой нашли мальчика Джонса, как нам стало известно, сделана из самых ценных материалов и специально заказана для приема высокородных посетителей, прибывающих засвидетельствовать почтение Ее Величеству». Преступника приговорили к трем месяцам «Исправительного дома», но, освободившись, он тут же вернулся в Букингемский дворец. Его снова поймали и посадили в «Исправительный дом» еще на три месяца, после которых предложили 4 фунта в неделю за выступление на сцене мюзик-холла. Он отказался, и вскоре был обнаружен полицией шатающимся вокруг Букингемского дворца. Власти предприняли энергичные меры и без всякого суда и следствия определили мальчика Джонса на морскую службу. Год спустя его корабль пришел в Портсмут на ремонт, и Джонс снова сбежал и отправился в Лондон. Его арестовали, не дав добраться до дворца, и вернули на корабль. В этот раз газеты отметили, что «он прибавил в росте и на вид стал более приличным». На том мальчик Джонс и покинул историю, хотя последнее о нем упоминание мелькнуло в 1844 году, когда он выпал за борт где-то между Тунисом и Алжиром. Его снова выудили, но, по недоказанному свидетельству одного из корабельных офицеров, которое он послал в «Таймс», это падение не было случайным — Джонс намеренно прыгнул в воды Средиземного моря, чтобы «посмотреть, как светятся огоньки спасательного круга». А чего еще ждать от мальчика с такой репутацией?

Однако плохое управление дворцом рождало не только неудобства и волнения. Порождаемые им потери, расточительство и воровство были просто неисчислимы. На каждом шагу можно было столкнуться с нелепыми расходами и всякого рода злоупотреблениями. Существовало, например, старое и непреложное правило — если свечу хоть раз зажгли, второй раз ее уже не использовали. Куда девались все старые свечи — одному Богу известно. А в другой раз принц, изучая счета, наткнулся на странные еженедельные расходы в тридцать пять шиллингов на «вино для Красной комнаты». Он потребовал отчета, и с большим трудом удалось выяснить, что еще во времена Георга III комната Виндзорского замка с красными портьерами однажды использовалась для размещения охраны, и тогда было выделено пять шиллингов в день на вино для офицеров. Охрану давным-давно перевели в другое место, а выплаты на вино для Красной комнаты так и продолжались, причем деньги попадали офицеру, занимающему синекурную должность младшего дворецкого.

После долгих исследований и тяжелой борьбы с укоренившимися интересами, порожденными долгими годами небрежения, принцу удалось полностью перестроить дворцовые порядки. Противоречащие друг другу должности были ликвидированы, и все их полномочия передали в руки единственного чиновника, Главного управляющего, на которого легла ответственность за управление всеми королевскими дворцами. В результате была достигнута великая экономия и изгнана целая толпа благородных бездельников. Среди прочих оказался и несчастный офицер из Красной комнаты, которому, к великому его удивлению, предложили либо сохранить еженедельные подачки, либо исполнять обязанности младшего дворецкого. Значительно уменьшились нарушения дисциплины среди ливрейных лакеев и прочих слуг. Не обошлось без криков и жалоб. Принца обвиняли в превышении полномочий, в несправедливости, в крохоборстве, но он гнул свое, и очень скоро блестящее управление королевским хозяйством убедительно доказало его правоту и способности.

В то же время значительно возросла его активность и в другой сфере. Он стал личным секретарем королевы, ее доверенным советником, ее вторым «я». Теперь он всегда присутствовал на ее встречах с министрами. Принц, как и королева, питал особый интерес к иностранной политике, однако не было такого государственного дела, к которому бы он не приложил руку. Одновременно шли два процесса. В то время как Виктория все больше и больше попадала под его интеллектуальное влияние, принц все больше и больше погружался в тонкости высокой политики — постоянные и многогранные заботы великой державы. Теперь уже никто не назвал бы его дилетантом. Он стал тружеником, государственным чиновником, человеком дела. Стокмар с ликованием отметил эту перемену. «Принц, — писал он, — за последнее время значительно продвинулся. Он явно разбирается в политике и к тому же стал более независимым. Его умственная активность постоянно растет, и, без всяких жалоб, большую часть времени он уделяет делам». «Отношения между мужем и женой, — добавил барон, — таковы, что лучше и не пожелаешь».

Еще задолго до того, как Пил ушел в отставку, отношение к нему Виктории в корне изменилось. Его привязанность к принцу смягчила ее сердце; остальное довершила искренность и теплота его натуры, которая, в личном общении с теми, кому он стремился угодить, обладала способностью постепенно развеивать неприятное впечатление от его манер. Со временем она стала относиться к Пилу с уважением и привязанностью. Она говорила о «нашем бесценном Пиле», которым, по ее словам, «в высшей степени восхищена», и который проявил себя, как «человек безграничной преданности, отважный патриот, и ко мне, надо сказать, относится почти по-рыцарски ». Она страшилась его отставки почти так же, как некогда страшилась отставки Лорда М. Это было бы страшным несчастьем. Интересно, что бы она сказала шесть лет назад, если бы какой-нибудь пророк предсказал, что настанет день, когда она испугается победы Вигов? Но чему быть, того не миновать; она вынуждена принять возвращение старых друзей. В министерском кризисе 1845 и 1846 годов решающую роль сыграл принц. Все понимали, что именно он стоит в центре переговоров — именно он реально правит силами и функциями Короны. Процесс, приведший его к этому результату, был настолько медленным, что почти не ощущался, однако можно сказать со всей определенностью, что с уходом администрации Пила Альберт стал, в сущности, королем Англии.