Александр Яковлев - Омут памяти

Вспомним, как сложилась руководящая верхушка в первый год правления Михаила Горбачева. Первый партийный съезд при Горбачеве состоялся через год после его прихода к власти. Чем он примечателен? Да ничем. Я, например, не помню, чтобы произошло что-то выходящее за рамки казенных разговоров. Доклад на съезде тоже был как бы слоеным, вроде бутерброда, на все вкусы. Хотелось что-то сказать новенькое, но не раздражая министерских и местных бояр. Что-то было построено на подтекстах, но мало кто в них разбирался. Доклад готовился в муках, давление разных интересов было огромным, суета вокруг неимоверная. Я уже рассказывал об этом.

Попытки привлечь к подготовке доклада ученых, журналистов, аналитиков тоже мало что дали. Созидательной раскованности еще не наступило. "Свободолюбивые" речи произносились еще пока в узком кругу, да и то между закусками, а вот положить все это на бумагу духу не хватало. Сигналы из ЦК шли очень разные, порой противоречивые. Уверенности, что жизнь будет строиться на базе заявлений о демократизации, еще не сложилось. Подобных заявлений было полно и в прошлом.

В этом смысле XXVII съезд не сказал своего решающего слова. Но предварительная разведка состоялась.

Для понимания момента перечислю состав правящего олимпа, избранного на пленуме 6 марта 1986 года.

Члены Политбюро ЦК КПСС: Михаил Горбачев, Гейдар Алиев, Виталий Воротников, Андрей Громыко, Лев Зайков, Динмуха-мед Кунаев, Егор Лигачев, Николай Рыжков, Михаил Соломенцев, Виктор Чебриков, Эдуард Шеварднадзе, Владимир Щербицкий.

Кандидаты в члены Политбюро: Петр Демичев, Владимир Долгих, Борис Ельцин, Николай Слюньков, Сергей Соколов, Юрий Соловьев, Николай Талызин.

Секретари ЦК: Михаил Горбачев, Александра Бирюкова, Анатолий Добрынин, Владимир Долгих, Лев Зайков, Михаил Зимянин, Егор Лигачев, Вадим Медведев, Виктор Никонов, Георгий Разумовский, Александр Яковлев.

Уже в этом списке были заложены мины, взрывавшие потом поле реформ. Но, как ни парадоксально, именно этот состав Политбюро пошел на демократические преобразования, пусть противоречивые и замедленные, с ошибками, но пошел.

В обстоятельствах середины 80-х годов Горбачев оказался, как я уже упоминал, в весьма специфических условиях. Геронтологический фактор отягощал и суживал его возможности, не давал развернуться, заставлял все время осторожничать, играть "в поддавки", а иногда и заигрывать с политическими старцами — опытными и беспощадными. Этот фактор нельзя не учитывать, анализируя особенности Перестройки, ее характер и темпы. Когда на ногах гири, трудно вылезать из болота. А гири были отменные, чугунные, многопудовые, отлитые коллективными усилиями многомиллионного аппарата партии и государства.

Горбачев неплохо начал. Его основательный политический идеализм (в хорошем смысле этого слова), помноженный на непривычную тогда открытость и эмоциональность, на понимание необходимости перемен, помог придать Перестройке мощный стартовый заряд. В весьма специфической обстановке личные качества Горбачева, такие, как умение избегать резких размежеваний, играть на полутонах, поддерживать порой необходимую в политике неопределенность, стараться до последнего сохранить открытыми как можно больше вариантов, удержать возможно дольше свободу рук, — все это объективно работало в те годы на Перестройку, на поиск путей и средств обновления.

Именно так я оценивал обстановку первых 2–2,5 лет. Ее специфику я тоже видел в спасительных компромиссах, полагал рабочее поведение Горбачева оптимально эффективным в условиях продолжающегося, хотя и утратившего былую силу партийно-государственного режима. Уже тогда не заинтересованные в Перестройке группировки пытались противодействовать ей, но делали это не с открытым забралом, а многократно испытанным методом саботажа. Недаром в то время Перестройку сравнивали с тайгой: наверху трещит-шумит, а внизу полная тишина. Так оно и было. И до сих пор провинция — скорее жертва, чем созидательница реформ.

Но объяснить это только саботажем нельзя. В партии и стране всегда что-то перестраивалось. Принимались многочисленные решения о совершенствовании тех или иных направлений работы: идеологической и организаторской, системы управления, работы с кадрами и т. д., но никогда, скажем, районные власти толком не понимали, чего от них хотят. Ждали конкретных указаний. Как начало очередной кампании они встретили и Перестройку. Пошумят там наверху, заменят вывески на учреждениях, может быть, и других руководителей поставят, а дальше жизнь пойдет своим привычным чередом. Надо только переждать очередную суету.

Постепенно начала складываться прелюбопытная ситуация. Режим в основном сохранялся вроде бы прежний, особенно по внешним признакам и рутинным процедурам. Но тоталитарные приемы и правила начали чахнуть на глазах. Страна замитинговала, ожили газеты, телевидение, радио. Общественное и личное сознание светлели на пьянящих ветрах свободы. И с этим было очень трудно что-то поделать, даже тем, кто был накрепко прикован к системе диктатуры, верил в ее неприступность.

Новая обстановка находила отражение и в работе Политбюро ЦК. Члены Политбюро, секретари ЦК могли, если они того хотели, проявлять самостоятельность, не оглядываться на возможные пересуды. Подобная атмосфера позволяла решать многие важнейшие вопросы явочным порядком, никого, в сущности, не спрашивая. Более того, в интересах дела и не надо было спрашивать.

Прежде всего это коснулось идеологии, информации, культуры, международной политики. Именно в этой области произошли кардинальные изменения. Но не в экономике, за которую отвечали Николай Рыжков, Егор Лигачев, Виктор Никонов, Юрий Маслюков и другие. А вот тогда, как, впрочем, и теперь, критиковали за Перестройку только идеологов и, конечно же, Горбачева. Причина весьма немудрящая. Идеология была стальным обручем системы, все остальное старательно плясало под музыку идеологических догматов.

Что касается экономики, то и при Ельцине многое осталось в застойном, даже упадочном состоянии. Первоначальные реформы, способные изменить суть общества, потухли, увяли. Земля остается у прежних латифундистов. Фермеры загнаны в положение вечных должников. Малый и средний бизнес задавлены налогами. Обществу все время стараются внушить, что у государства есть какие-то более важные дела, чем всемерная поддержка инициативы людей через принцип "не мешать".

Старая армия при помощи огромного генеральского корпуса умирает. Кровавые инъекции вроде Чечни ничего изменить не могут. Военная обстановка в мире стала иной, а военная реформа тем не менее всячески тормозится. До сих пор не создана эффективная судебная система, которая действительно защищала бы человека от любого насилия, прежде всего от насилия власти. Старые и новые номенклатурщики, объединившись, насоздавали столько нелепых законов и инструкций, что России долго еще придется выбираться из помойной ямы бюрократизма. Приватизация идет недопустимо медленно, оставляя обширное поле для коррупции, взяточничества, воровства.