Анатолий Кулагин - Визбор

А ещё появляется у Визбора в ту пору ироническая песня «Семейный диалог» (1975), перекликающаяся со знаменитым, на тот момент уже написанным «Диалогом у телевизора» Высоцкого. В «Диалоге…», напомним, муж с женой лениво перебрёхиваются, наблюдая «по ящику» и комментируя цирковое представление: «Ты, Зин, на грубость нарываешься, / Всё, Зин, обидеть норовишь! / Тут за день так накувыркаешься… / Придёшь домой — там ты сидишь!» Так же как и Высоцкий, Визбор прячет за комичной сценкой тоску по полноценной семейной жизни, по любви и гармонии:

Завершается этот диалог героев, озабоченных одними лишь хозяйственными проблемами («Была у Сашки, купила мыло и кефаль»), наигранным наивно-умилительным восклицанием «Ах, дорогой мой друг, как хорошо нам вдвоём с тобой!», которому слушатель, конечно, ни на йоту не верит. Зато может вполне оценить тягостный зачин, построенный на выразительной метафоре и означающий нечто большее, чем просто городской пейзаж:

Понятно, что песня — ролевая, да ещё и с двумя персонажами, некий песенный мини-спектакль, что в лирической поэзии вообще нельзя видеть прямое отражение мыслей и чувств автора. Но всё же думается почему-то, что неспроста этот безнадёжный «Семейный диалог» появился у Визбора именно в середине 1970-х годов, на трудном переломе его личной жизни.

Татьяна Лаврушина была, кажется, человеком практичным, ценившим в мужчине не столько творчество, сколько доходы; была и сама человеком сравнительно обеспеченным. Вообще жизнь Визбора стала благодаря этой женщине более комфортной. У Татьяны была машина, по тем временам — примета состоятельной жизни. Благодаря этому освоил вождение автомобиля и Визбор, стал водить машину сам, а со временем наловчился и ремонтировать её, порой удивляя друзей прямо-таки профессиональным знанием тонкостей автосервиса. С Татьяной они съездили отдохнуть на юг. Но новая возлюбленная вскоре поняла, что в жизни её нового избранника важнее другие приоритеты: стихи, друзья, походы… Он немного получал, должен был помогать детям. Присущего Жене терпения у Татьяны оказалось меньше. Однажды Визбор появился рано утром на пороге квартиры Аркадия Мартыновского и сказал: «Татьяна выставила за дверь мои чемоданы». Какие там чемоданы! Был небольшой чемоданчик, с которым отец с дочерью и ушли от недолгосрочной жены и мачехи. У бессребреника Визбора и вещей-то было: спортивный костюм да лыжи.

Но переживал он этот разрыв тяжело. Возможно, сказывалось и ущемлённое мужское самолюбие: не он сам ушёл, а его выгнали… Нетрудно догадаться, что именно эта любовная история отозвалась в стихах, написанных в 1976 году на Памире, а именно в Фанских горах. Туда он, отметив в квартире Вениамина Смехова свой сорок второй день рождения, уехал по совету друзей залечивать душевную рану:

Пробыть долго «в пустых подземельях» Визбор, конечно, не мог: его любовь, пусть даже лишь влюблённость, требовала полноты душевного пространства. Так что он, наверное, в итоге ушёл бы от Татьяны и сам, не выдержав вакуума («Как чёрный воздух налип на крыши и асфальт…»). Одновременно со стихами о женской «охоте» появилась и песня «Не жалейте меня», тоже, по-видимому, хранящая в себе след тех отношений: «В то лето шли дожди и рушились надежды, / Что Бог нас наградит за преданность и нежность… / Но пряталась одна банальная мыслишка: / Грядущая весна — неначатая книжка». Здесь поэт оказался прав: его «неначатая книжка» — точнее, новая жизненная страница — была впереди…

У Александра Кушнера, поэта визборовского же поколения, есть строки: «Вторая жизнь моя лет в сорок началась. / Была дарована мне ласковая встреча…» «Ласковая встреча», поджидавшая Визбора как раз на этом возрастном рубеже (именно в 40 лет!), ознаменовала собой уже, правда, не «вторую» (Визбору нравилось повторять выражение известного актёра и большого шутника Зиновия Гердта: «три жены тому назад»), но — по-настоящему новую жизнь, окрасившую счастьем годы зрелости.

В сентябре 1974 года Визбор (шёл «лаврушинский» период его биографии) оказался на праздновании дня рождения одной своей знакомой — Тамары Покрышкиной, которая отмечала его не у себя дома, а у жившей по соседству подруги. Подругу звали Нина Тихонова; она была журналисткой и работала на Центральном телевидении, в международном отделе. То есть была коллегой Визбора, ездила в том же лифте, что и он, но… знакомы они не были. Дело происходило в элитном районе Москвы — в доме на углу Студенческой и Киевской (44/28), рядом с Кутузовским проспектом. По иронии судьбы — совсем недалеко от лаврушинского дома, по другую сторону Третьего транспортного кольца, ближе к центру. Хозяйка квартиры и впрямь происходила из элитной семьи: отец её был генералом, служил в Восточной Германии, где после Второй мировой войны остались советские войска. В начале 1950-х он попал в опалу и был «сослан» (переведён по службе) в захолустную Шепетовку. «Но и там, — вспоминает Нина Филимоновна, — мы жили неплохо». То есть — обеспеченно. Мама заворачивала ей с собой в школу такие завтраки, что хватало и самой поесть, и кого-нибудь из одноклассников подкормить: в большинстве семей жизнь тогда была скудной. Студенческая биография Нины Тасенковой (такова была её девичья фамилия) началась на географическом факультете Новосибирского пединститута. На втором курсе она перевелась на геофак Харьковского университета, его и окончила.

Вообще-то ей всегда больше нравились гуманитарные предметы, но на эти факультеты в те времена был большой конкурс, и она боялась, что не поступит. К тому же романтика дальних странствий была тогда в моде, и она этой моде поддалась. Но после первого же студенческого похода (их группа должна была преодолеть перевал под Сухуми) поняла: чужое. Знала бы она, что палатки и рюкзаки в её жизни на этом не закончились (а она-то говорила себе: больше — никогда!), что станет она со временем женой человека, для которого походы — необходимейшая часть жизни и который будет иногда брать с собой в походы и её. Так что палаточной жизни она слегка хлебнёт, но теперь поход будет восприниматься ею иначе, чем на первом курсе геофака. «На то есть причины…»