Игорь Оболенский - Четыре подруги эпохи. Мемуары на фоне столетия

Джонатан Смит вот уже тридцать лет живет в Монтрё — знаменитом швейцарском городке, который прославил великий Владимир Набоков, проживший там свои последние годы.

«Может быть, пройдет время и я тоже напишу книгу, которую оценят потомки, — смеется Джонатан. — Правда, я пока еще за нее и не брался. Но какие мои годы? 87 лет — не такой уж возраст. Хотя Одри не стало, когда ей было всего 63. Но я с судьбой силой мериться не стану. Все равно будет так, как суждено».

Смит родился в Брюсселе, жил в Амстердаме, женился в Лос-Анджелесе. «Почти калька с жизни Одри, которая тоже родилась в Бельгии, потом перебралась в Голландию, а став актрисой, переехала в Штаты, — говорит он. — Когда мы познакомились, то первое время болтали только об этом. «А ты помнишь Брюссель?» — «Конечно, мне так его не хватает». — «А каналы Амстердама?» — «Они снятся мне каждый день». Согласитесь, такое редко бывает — встречаются два человека и понимают, что у них была одна жизнь. Ну, не считая мужей Одри, разумеется. Я-то, в отличие от нее, был женат всего один раз.

Моя Ева умерла за месяц до моего знакомства с Эддой. Кто такая Эдда? Ха! Сегодня ведь никто и не знает, что настоящее имя великой Хепберн было Эдда Кэтлин ван Хеемстра Хепберн-Растон. Что вы хотите, аристократический род. Ее мать ведь была баронессой. Правда, кроме титула и монотонных нравоучений от матери, Эдди не досталось ничего. Конечно, ее этим именем никто не называл. Но она улыбалась, когда я обращался к ней как к Эдди. Хотя вряд ли воспоминания о детстве поднимали ей настроение. Уход из семьи отца, расстрел фашистами прямо на ее глазах родного дяди, голод и нищета…»

Мистер Смит категорически отказывался от интервью. «Все, что знаю и помню, я напишу в своих мемуарах. Тем более что вам интересен не я, а Хепберн. А о ней вы можете прочитать в книгах», — справедливо заявляет он. Но неожиданную просьбу поведать о романтической истории знакомства со своей супругой встречает немного растерянной улыбкой и… соглашается. «Только сегодня я не могу, мне нужно рассадить розовые кусты. Давайте завтра у Тургенева в 8 утра. Для вас это не очень рано?» — предлагает он.

Несмотря на то что предложение Джона звучит довольно странно, «встретиться у Тургенева» в Монтрё очень даже возможно. Это означает сойтись возле скамейки, стоящей на берегу Женевского озера. Вдоль всего берега проложена писательская тропа, на протяжении которой заботливыми горожанами расставлены скамейки, носящие имена великих писателей. Одна из них и посвящена автору «Записок охотника».

На следующее утро, решив прийти на встречу заранее, без четверти восемь я уже ежусь от холода в назначенном месте. Через минуту появляется и мистер Джонатан. «Как вы пунктуальны, — улыбается он. — Что ж, это похвально. Так вы хотите поговорить о моей жене? — тут Смит лукаво улыбается. — Или все-таки о миссис Уолдерс? Как, вы не знаете, кто эта дама? Да это же Одри! Женщина с одним лицом и тысячей имен! Хорошее название для рассказа, не правда ли?

Ее последней любовью был милый датский парень Роберт Уолдерс, встречу с которым она считала самым счастливым мгновением своей жизни. Вот я в шутку и называл ее «миссис Уолдерс». А что, ей было приятно. «Мы не расписаны с Бобби, но женаты», — говорила она… Ладно, поболтаем и об этом, если вам вдруг будет интересно.

Вы ведь не очень в возрасте, поэтому я и удивляюсь вашему интересу к Одри Хепберн. Нынешняя молодежь ее вряд ли знает. Что вы хотите, если мой собственный внук на вопрос о том, нравятся ли ему фильмы Хепберн, ответил, что Кэтрин была его любимой актрисой. Хотя на самом деле, наверное, не видел ни одного фильма ни той, ни другой. Так что я уже ничему не удивляюсь. Итак, Ева. Мы ведь поговорим и о ней?»

Встреча Джонатана с матерью своих будущих детей действительно была довольно романтичной. Ее отец владел небольшой шоколадной фабрикой под Брюсселем. Для того чтобы воспитать в дочери уважение к деньгам, он раз в неделю отправлял ее за прилавок. Однажды в магазинчик нанес визит, выпавший аккурат на смену «трудового воспитания», молодой Джо.

«Ева призналась мне потом, что все решил мой заказ. Я был единственным человеком, который попросил килограмм малиновых трюфелей. В тот день она убеждала отца, что не стоит снимать с производства эти конфеты, которые она обожала больше всего и которые, как назло, не пользовались никаким спросом. Их спор должен был разрешить первый покупатель, которым я и оказался. Всего за десять крон мне удалось купить полкило сладостей и двадцать лет счастливой жизни.

Когда Евы не стало, я поначалу пытался продолжать перешедшее к ней по наследству семейное дело. Но в конце концов понял, что жизнь слишком коротка, чтобы тратить ее на разрешение пусть и таких сладких, как шоколад, проблем. Продал фабрику, магазинчики и перебрался в Швейцарию. Поначалу я жил в нескольких километрах от Монтрё, где у меня была небольшая лавочка. Какая? Конечно же, я торговал шоколадом.

Однажды — я навсегда запомнил этот день: 22 августа 1985 года — в нее зашла невысокая стройная женщина в огромных черных очках. Спросила, на каком языке я говорю — английском, французском или итальянском. Я ответил, что на любом, который будет угоден мадам. «Значит, французский», — улыбнулась она. И заказала двести граммов малиновых трюфелей. Вы же понимаете, что я не мог не предложить такой покупательнице чашечку чая.

Она согласилась. Прошла в заднюю комнатку и, расположившись за столом и сняв очки, внимательно на меня посмотрела. Только потом я понял, что она ждала моей реакции. А я, к своему стыду, не узнал знаменитой Одри Хепберн. Это все и решило — мы стали друзьями. Хотя я по сей день не устаю удивляться — как я мог не узнать самую знаменитую актрису моей молодости? Тем более что, несмотря на четверть века, прошедшие после выхода «Завтрака у Тиффани», она по-прежнему выглядела превосходно.

Одри заходила в мою лавочку каждую среду. Я уже знал ее вкусы, так что к ее приходу всегда был готов сверток со сладостями. Первое время она смущалась, что наши разговоры отрывают меня от работы. Но потом чашечка чая стала уже нашим ритуалом. О чем мы говорили? Обо всем. Во время первой встречи я не нашел ничего лучшего, как спросить, почему она любит шоколад. Глупый вопрос. А лицо Хепберн вдруг стало грустным: «Потому что сладости заменяли мне родителей. Мама с папой постоянно ссорились, и только шоколад никогда не предавал меня».

Потом, когда Одри решила стать балериной, мать убедила ее внимательнее относиться к своей фигуре. За месяц перед походом в хореографическое училище девочка перестала есть не только сладкое, она вообще чуть ли не объявила голодовку. Правда, в училище ее все равно не взяли. Сказали, что 170 см — слишком высокий рост для балерины. И тогда Одри решила заниматься сама. Поначалу изображала упражнения у станка дома. А когда с началом Второй мировой семья перебралась из Бельгии в Нидерланды и стало не до балета, танцевала на улице. Брала скакалку и прыгала, пока от усталости не хотелось лечь прямо на мостовую. До последнего дня Одри весила 46 кг. Для кого же был шоколад? — спросите вы. Все, что покупалось в шоколадных лавках, предназначалось гостям.