Илья Виницкий - Дом толкователя

Тезис Янушкевича о связи баллады Жуковского с общественно-исторической ситуацией конца 1820-х годов представляется нам совершенно верным. Однако, как мы полагаем, «вольнолюбивые настроения» последекабристской поры имеют к балладе очень отдаленное отношение. В настоящей главе мы постараемся конкретизировать актуальный для стихотворения историко-психологический контекст и реконструировать на его основе «историософское» содержание этого безусловно программного произведения.

Начнем с темы и жанровых особенностей стихотворения. Перед нами — «военная песня» («пойте, пойте гимн согласный!»), рассказывающая о падении неприступной крепости («град великий»), разрешении старинного исторического «спора» («все исполнила Судьба») и тризне «в честь минувшего», устроенной победителями накануне отплытия на «желанную родину». Тематически баллада Жуковского продолжает традицию его «победных песен», начатую «Песнью Барда над гробом славян-победителей» (1806) и продолженную «Пиршеством Александра» (1812) и «Графом Гапсбургским» (1818). Форма «военной» оратории сближает «Торжество победителей» также с «Певцом во стане русских воинов» (1812) и «Певцом в Кремле» (1815). Однако, в отличие от прежних обращений к военной теме, в «Торжестве победителей» отсутствует образ Барда — певца героев, вдохновителя воинов, предсказателя грядущих побед. Его место занимает «объективный» голос хора, отвечающий на «индивидуальные» сетования и упреки героев утверждением высшей правоты и абсолютной непознаваемости небесного закона [176].

Обратимся к эмоциональному строю стихотворения. В коротких лирических монологах оставшиеся в живых герои Эллады и побежденные троянцы подводят итог великой войне. Элегические воспоминания о погибших героях (с обеих сторон), безусловно, занимают важное место в балладе («Благороднейшие пали…», «Лучших бой похитил ярый!»). Между тем печаль о падших не является доминирующим переживанием в эмоциональном строе стихотворения [177]. Общее настроение баллады — настроение трагического предчувствия, смутного ожидания грядущих бед:

«Эмоциональный сюжет» стихотворения (от радости к печали и трагическим предчувствиям) оказывается исторически мотивированным, если мы обратимся к настроениям, господствовавшим в кругу Жуковского во второй половине 1828 года. Напомним, что в это время поэт постоянно находился при дворе в качестве наставника государя наследника. Внимание царской семьи, как и всей страны, тогда было приковано к событиям, разворачивавшимся на Балканах.

14 апреля 1828 года Россия объявила войну Турции. Русские войска вступили в турецкие пределы. Молодой император, «ожививший», по словам Пушкина, страну «войной, заботами, трудами», пожелал лично участвовать в начавшейся кампании. 15 апреля он уехал из Петербурга к Балканскому театру военных действий. Императрица Александра Феодоровна, желая быть ближе к августейшему супругу, отправилась вместе с дочерью Марией в Одессу. Юный наследник Александр Николаевич остался под попечением Жуковского в Павловске, развлекаясь между занятиями со своими товарищами по учебе военными играми: «[В] походной форме и амуниции, <���они> то защищали, то брали приступом воздвигнутую некогда Императором Павлом миниатюрную крепость» и, как и вся царская семья, «с понятным нетерпением ждали вестей с театра войны» ( РБС: I, 400).

Война воскресила воспоминания о славных походах прошлого и героико-патриотическую риторику, в первую очередь относившуюся к действиям царя-воина. В тяжелой и опасной кампании последний старался служить примером мужества и выносливости. «Трудно выразить, с какою жадностию все состояния читают известия о путешествии государя, — отмечал в своей „Секретной газете“ Ф. В. Булгарин. — Общее мнение, народная любовь теперь открылись в полной силе» ( Булгарин: 294). Первоначальный общественный энтуазиазм хорошо передает стихотворение Николая Языкова «А.Н. В<���ульф>у», напечатанное в той же книжке «Северных цветов», что и «Торжество победителей» Жуковского:

На войну собирались и друзья Жуковского А. С. Пушкин и П. А. Вяземский, но получили от А. Х. Бенкендорфа отказ в месте в Главной квартире русских войск «по той причине, что отнюдь все места в оной заняты» ( Вяземский: 492–493).

Одной из важнейших целей кампании было взятие приморской крепости Варна, считавшейся неприступной и открывавшей путь на Константинополь. Русские войска подошли к Варне в июле. Осадные действия начались в августе и затянулись на несколько месяцев. Газеты «сообщали о подвигах русских солдат и офицеров под Варной как новых фактах преемственности традиций русской воинской славы» ( Захарова: 237). Отмечались также бешеное сопротивление и храбрость противника.

Конец лета — начало осени 1828 года — полоса военных неудач, немедленно сказавшихся на общественном мнении. Перемены последнего скрупулезно фиксируются в недавно опубликованных записках из «Секретной газеты» Ф. В. Булгарина: «…в обществе начинают преобладать уныние и всеобщее сожаление. Народное самолюбие слишком тронуто, умы раздражены…» ( Булгарин: 335). Особенно болезненными для общественного сознания были неудачи под Шумлой и бегство императорского Егерского полка под Варной [178]. В октябре 1828 года князь П. А. Вяземский писал А. И. Тургеневу:

Все вяло, холодно, бледно. И война, которая могла придать жизни и поэзии нашему быту, обратилась в довольно гнусную прозу. Она наводит на всех большое уныние: удачи что-то неудачны, а неудачи действительны <���…> Румянцевы и Суворовы не так дрались с турками; теперь только что нас не бьют наповал, а баснословных успехов нет. Вот что говорят единогласно, и я никогда <���…> не видел такое общее уныние, оскудение, как ныне. Замечательно также, что, кроме Хвостова и Шаликова, нет певцов на газетные победы.

Ожидание взятия Варны — лейтмотив писем и дневников того времени. В «Дневнике» Анетты Олениной читаем:

Варну еще не взяли. Мы несем потери, кампания очень плохо продумана по милости дражайшего Дибича, черт побери этих немцев. Меншиков (знаменитый), которому после взятия Анапы было поручено руководить штурмом Варны, при самом ее начале получил рану, которая, слава Богу, не смертельна. Все его действия во время кампании были д[е]йствиями гениального человека. Армия рискует потерять в его лице очень дельного военачальника. К счастью, можно надеяться, что он вернется в строй. Его заместил граф Воронцов. <���…> Мы с нетерпением ожидаем взятия Варны, так как с наступлением зимы условия становятся неблагоприятными для ведения войны, и после ее взятия армия расселится по зимним квартирам.