Леонид Василенко - В защиту имени отца Александра Меня (сборник статей)

- Я была недавно в Тюмени, там познакомилась с одним священником. Разговаривала с ним - такой нормальный человек, милый, и вдруг в какой-то момент он мне говорит: да, я Москве не доверяю, там полно сионистов... Там церковь полна евреев...

- Сионистофобия - это типично. В семьдесят пятом году, пятнадцать лет тому назад, я давал интервью,которое напечатали в Париже. И там меня спрашивали, есть ли антисемитизм в Церкви. Я говорю: я не сталкивался. В массовом масштабе. Прошло пятнадцать лет - полностью изменилась картина. Я бы уже так не сказал сейчас. Это стало одной из характерных черт, к сожалению.

- Вы... еврейского происхождения?

- Да.

- Мне неловко так спросить...

- Ну, а что тут такого?

- Дело в том, что вы, в вашем положении, просто идеальная мишень для антисемитизма!

- Ну, разумеется, разумеется, я это ощущаю. Я служу давно, тридцать с лишним лет, но это - только теперь. В настроениях, в разговорах - в общем, во всем.

- Сейчас в консервативных кругах есть идентификация коммунистов и евреев?

- Да, но это искусственно, потому что много евреев среди большевиков было лет шестьдесят тому назад. Мое поколение уже этого не помнит. Я помню власть, которая состоит из русских, украинцев и кавказцев. Еврей там был один Каганович.

- Тогда проблема заключается в том, что народ не хочет признаться в своем соучастии в том, что произошло в этой стране?

- Сделайте сравнительный анализ денацификации в Германии и десталинизации у нас. И вы поймете.

- А вы лично - как вы представляете себе вашу работу в этом смысле?

- Никак. Я работаю. Есть люди, которые пишут историю, а есть люди, которые в ней живут и действуют. Я принадлежу ко второй категории.

На вопрос об отце Александре Мене, его духовном наследии и знакомстве с ним Никита Алексеевич ответил:

«У меня не было личного знакомства с отцом Александром или, вернее, оно было немножко потаенным. Я уже сказал, что приехал в Россию впервые в сентябре 1990 года, то есть спустя 2 недели после его убийства, получив от него хорошее письмо, написанное еще до смерти. Кстати, я его опубликовал в «Вестнике». С отцом Александром у меня был обмен аудиокассетами через его духовных детей. Как известно, отец Александр Мень был очень смел. Он - один из редких, кто осуществил апостольский образ пастырства. И из-за того, что он был смел, он был одновременно и очень осторожен. Лично себя не выставлял на первые позиции, потому что хотел сохранить и, благодаря этому, смог сохранить свой приход.

Отец Александр Мень был настоящий апостол наших дней. В те времена почти единственный апостол. Его труды, может быть, и не являются чем-то новым в богословии, но они являются попыткой передать благовестие так, чтобы оно было понято уже в нехристианском обществе. Это настоящий подвиг и одновременно путь, который он указывает всем нам».

Был также вопрос о миссии Православной Церкви в нашей стране. Никита Алексеевич дал ответ:

«Это крайне широкий и обширный вопрос. Очень трудно кратко и однозначно ответить. В свое время я написал книгу о Православной Церкви в России в XX столетии.

Русская Православная Церковь пережила самые страшные гонения, какие вообще были в истории христианства. Об этом забывать нельзя. Чисто исторически можно сказать, что раньше таких гонений не было. Рядом с ними гонения Диоклетиана в каком-то смысле пустяки. Это была первая попытка, почти доведенная до конца, уничтожить не только Церковь, но и всякую мысль о Боге. Это был, как сказал мой дед еще в 25 году, штурм небес. Надо было самого Бога скинуть с небес. Это тоже в истории явление уникальное, которое не удалось. Но, разрушив Церковь почти целиком, потом пришлось призвать ее на помощь. Как написал в стихотворении Борис Слуцкий, после того как он (Сталин) пережег Церковь на уголь, он дал ей лишь стол да угол. Маленький угол, чтобы существовать. А затем еще почему-то безумный Никита Сергеевич, хотя мы можем быть ему признательны за то, что он открыл врата лагерей, безумный Никита Сергеевич хотел тоже возобновить политику уничтожения Церкви.

И вот наконец Церковь обрела возможность жить.

Если говорить о миссии Церкви, то она глобальна, она тотальна. Церковь должна нести освобождающую весть о спасении человека, то есть восстановлении в его достоинстве, возвещая и воплощая эту весть. Через это она создает государство, создает культуру, формирует душу и характер. Так что определить миссию Церкви можно только глобально. Вопрос другой: насколько то, что мы называем Церковью, то, что смогло выжить после 70 лет преследований, ограничений, «оседлания», эту глобальную задачу, которую ставит Бог, может выполнить.

Но тем не менее, как историк Русской Церкви XX столетия, я считаю, что, какие бы ни были сейчас проблемы, все-таки произошло чудо выживания Русской Церкви. Это чудо неоспоримо. Но, может, сейчас Православная Церковь переживает некоторые болезни роста, очень быстрого развития. В этом смысле она неотделима от общества, и это проблема самого общества».

Русская Мысль №4202 18-24 декабря 1997 стр. 7

С портрета о.Александра Меня на площади Св. Петра в Риме и начинается статья, вернее биографический рассказ, озаглавленный «Тайна, пришедшая с Востока».

Отец Карлос Торрес, венесуэлец из беднейшей семьи, в 16-летнем возрасте решил, что хочет стать священником. Для этого надо было учиться: как минимум окончить семинарию. Двадцать лет тому назад он принял решение не только поступить в семинарию, но и поехать учиться в Рим, где после семинарии он хотел закончить еще и знаменитый Григорианский университет. Денег не было, поэтому он нашел себе работу на автозаводе фирмы «Мерседес» в Германии и, когда заработал достаточно, отправился в Вечный город; а поскольку на учебу и жизнь деньги нужны были и дальше — семинария плюс университет требуют долгих лет занятий, — то каждый год на все время летних каникул уезжал в Германию, все на тот же завод, где его всегда на несколько месяцев брали на работу, а этого заработка затем хватало на весь год. Здоровый, крепкий, широкоплечий, высокий мужчина, он казался образцом силы и физической мощи и сиял жизнерадостностью; впрочем, теперь она еще усилилась. Никому не пришло бы в голову, что именно с ним может приключиться самое ужасное в физическом плане: раковое заболевание. Сначала опухоль на шее, потом постепенно, но безжалостно, несмотря на лечение, операции, химиотерапию, рентгенотерапию и т.д. - на все, что к тому времени медицина изобрела против рака, - болезнь охватывала все тело, уже не оставалось части его, где бы не было метастаз. В 1995 г. у него внезапно резко повысилась температура; врачи считали, что все кончено, не стоит уже мучить пациента лечением - лучше дать ему угаснуть, испытывая как можно меньше боли.