Елена Макарова - Движение образует форму

Глядя на ваши натюрморты и скульптуры, подумала вот о чем: когда вы рисуете с натуры натюрморт, вы видите вещи с одной стороны. Если вы будете рисовать его с разных точек, те же вещи в их соотношении друг с другом и пространством будут выглядеть совсем иначе; я уже не говорю о том, что если вы будете рисовать сверху, то они будут выглядеть ну вовсе по-другому.

Но откуда бы вы ни лепили круглую скульптуру, хоть с потолка, результат будет один. Искажение формы произойдет в рельефе, поскольку там вы имеете дело с плоскостью и выступающей над ней формой (или формами).

Рисунок — это отражение объема на плоскости. Оно, отражение, меняется в зависимости от ракурса.

Круглая скульптура дает возможность увидеть воспроизведенный предмет со всех сторон, поэтому, скажем, отлепленные от листа бутылки Моранди дают вам возможность увидеть и пощупать их со всех сторон, не только глазами, но и руками. Однако с какой стороны вы начали их лепить (если это круглая скульптура), не имеет никакого значения.

Для рисунка все имеет значение — что дальше, что ближе, что светлей, что темней и т. д.

Всего этого детям до десяти лет и знать не надо. Но вам желательно. Дети эти вопросы решают по-своему. Больше у них то, что важней. В центре (композиции) — самое главное. Неважно, что это — человек, цветовое пятно, цветок, кружок.

Обратите внимание еще на одну вещь: как только вы начали лепить фигуры, вас стала занимать анатомия. Но ведь до этого вы видели много разных скульптур… Однако стоило вашим рукам всмотреться в форму, вы тотчас ощутили нехватку элементарных знаний по анатомии. Занятно, правда?

Точно так же и дети — они в творческом процессе делания задумываются над разными жизненными процессами. При пассивном наблюдении этого не происходит. Ну ладно. Пока все.

У Бернини ключи от Рима, а у нас с Маней — от терезинской крепости. Не знаю, открывал ли художник ворота в Рим, но мы наши открываем и закрываем беспрестанно. В основном Франте. Он приезжает по вечерам — то с фотоувеличениями, то с текстами, то с красками… А сегодня привез всех своих дочерей, да еще и подругу старшей.

Мы начинаем оформлять работы. Рамы со стеклами 50x70, 100x70 сантиметров, для плакатов 180x120 расставлены вдоль стен. Оригиналы — в папке на столе. Маня, Франта, его старшие дочери Мышка и Кочка (кошка по-чешски) плюс Кочкина подруга расположились за столом чертежного зала. Младшие дочери, Марушка и Терезка, тоже хотят участвовать. Но Франта против.

— Шуп креслить (быстро рисовать)! — велит им Франта, и они тотчас достают из портфеля альбомы и фломастеры.

Марушка-певунья, когда была помладше, сочиняла на ходу тягучие баллады про принца и его несчастную любовь, которая завершалась смертью, но это не беда, ему обеспечен рай. Марушка — в мать, мелкая и набожная, а Терезка — в отца, крупная и без царя в голове. Она верховодит, и все принимают ее за старшую, хотя старшая — Марушка. Марушка учится играть на аккордеоне, ее за ним не видно, одни пальцы тоненькие на клавиатуре и большой лоб, а Терезка ходит на балет, где всю ее видно.

Сегодня мы здесь с самого утра. Сначала приходил Мартин-работяга, и они с «сестричкой Маней» приделали большие фотографии к днищам ящичных витрин. После обеда пришли электрики устанавливать флюоресцентные лампы в поддонах витрин, так, чтобы они не были видны, когда витрины застеклят. Заодно и люстру подключили. В комнате Кина зажегся свет.

— Сначала закончим «Прагу», — говорит Франта. — Тогда в одном зале уже можно будет начать развеску. Но первым делом надо вычистить стекла с внутренней стороны. — Мы стоим около Франты, следим за его действиями. — Лицевую сторону стекла пока не трогаем. Смотрим: чисто? Чисто. Затем кладем оригинал лицом к стеклу и выравниваем по центру. Те папки, где рисунков несколько, оставьте нам с Маней. Аккуратно кладем сверху белое паспарту, на него, с четырех сторон, прокладки. И только после этого — фанеру. Прижимаем этот сэндвич к раме железячками, они тут уже есть, — и смотрим: ровно? Ровно. Не попала ли случайно на стекло соринка или волосинка? Не попала. Но если попадет — все по новой. Марушка нам будет петь.

— А я — танцевать, — говорит Терезка.

Кочка похожа на Франту — глаза горящие, зеленые с черными ресницами. Мышка — на маму: тоненькая, бледнолицая и такая же аккуратная.

Подруга Кочкина с цыганской примесью, темпераментная. Во Франте тоже что-то есть от цыгана из фильмов Кустурицы.

Мы чистим стекла под Марушкино пение и Терезкины танцы. На улице темно — у нас светло. Гремит гром. Его раскаты все ближе и ближе.

Мы оставляем стекла и выбегаем во двор. Небо сумасшедших цветов, как на картинах всемирного потопа, — лиловый, желтый, черный; всполохи пронзают облака. Девчонки прижались к Франтиной ноге, трясутся от страха.

— Папа, папа, идем, тебя убьет!

— Никого не убьет, а папу убьет, он самый высокий… — рыдает Терезка.

— Шуп, голки, за работу!

Мы входим в чертежный зал и закрываем за собой дверь. По крыше барабанит дождь.

— Как мы отсюда уедем, папа?

— Утром все высохнет — и уедем, — говорит Франта. — Спать будете здесь, на матраце. Встанете — а у нас все готово.

— А мама разрешила?

— Конечно, она вам и пижамы с собой дала, и зубные щетки. Дождь утихнет, и я вам все принесу.

— Марушка, мы тут заночуем! — у Терезки сверкают глаза.

— Я к маме хочу, — говорит Марушка. — Здесь уборной нет.

— А вот и есть, — говорит Терезка, — я ходила.

— Там темно, я боюсь, Терезка, это же концентрак… Тут людей убивали.

— Это давно было.

— А тут их духи.

— Духи в уборную не ходят.

— Девчонки, ну-ка рисовать!

— Грозу? — спрашивает Марушка деловым тоном.

— Да!

Обе умолкают, склоняются над альбомами. Терезка рисует высунув язык, Марушка — поджав губы.

— Может, хватит стекол? — спрашивает Кочка Франту. — Давай оформлять что есть, а то как-то монотонно.

— Мы с Маней можем продолжить со стеклами за другим столом.

Франта работает на глаз, девчонки измеряют, чтобы было по центру.

Конвейер в действии.

— Хорошо, что мы не курицам головы отрезаем, как бедная Мария из Воднян. Та после Освенцима пять лет на таком конвейере проработала.

— Мам, не рассказывай жуткие истории, — просит Маня.

Марушка с Терезкой трут глаза, а матрац остался в машине. Ливень не унимается, Франта подбирает клеенку с полу, накидывает ее на себя и вылетает во двор. В свете фар искрится вода.