Габриэль Готье - Графиня Дракула. Невероятная история Элизабет Батори

Кроме того, за глаза ее часто называли ведьмой, указывая на свидетельства некоей женщины, которая, будто бы, видела графиню, летящую на метле и вместе с другими ведьмами справляющую шабаш. Та женщина сама была признана ведьмой, она созналась во всех своих преступлениях под пытками, и, кроме прочего, назвала одной из своих и графиню. Эту ведьму, конечно же, сожгли, ее свидетельство о графине нигде не было записано, однако это не помешало распространяться слухам.

Говорили, что графиня занята поисками секрета вечной молодости и вечной жизни, и именно с этим ее стремлением связывали многочисленные смерти дворовых людей, которые случались в ее поместьях. На телах этих людей, вроде бы, находили следы ужасных экспериментов.

Несомненно, все это заставило бы меня насторожиться, я не стал бы искать близкого знакомства с женщиной, у которой так много причин для того, чтобы другие люди избегали ее. Однако я не знал, кто передо мной, и поняв, что она заинтересовалась мной, решил выйти из тени.

Сначала мы обменялись взглядами. И это был уже не выстрел через весь зал — это было очень близко. Потом я пригласил ее на танец. До конца вечера я не знал, с кем танцую. И то, что я увидел в ней на том приеме, заставило меня с улыбкой отмести любые черные слухи, которые касались ее, и, послушав которых, я мог бы попросту отказаться от знакомства с ней.

Элизабет была сказочно красива. Никогда в жизни — ни до нее, ни после — я не встречал женщин такой красоты. Не знаю, сколько ей было лет тогда, когда мы впервые встретились, но я не дал бы ей больше восемнадцати. Ее лицо и тело были прекрасны. Так прекрасны, что глядя на нее, понимаешь, что такая красота не совместима с любыми проявлениями зла.

Ведь зло — это тьма, это потайные комнаты души, заполненные страхом. Зло уродует человека, создает вокруг него облако мрака. А добро — это свет, красота, чистота. Добро распахивает человеческую душу навстречу радости и счастью. Именно такой была Элизабет, именно такой я помню ее.

Надо сказать, что те несколько безумных лет, те несколько лет счастья, которые я посвятил тайным встречам с ней — это одно из самых ярких событий моей жизни. Это лучшие дни и часы моего существования.

Когда мы были вместе, мне казалось, что если в этот момент за мной придет смерть, я встречу ее с улыбкой. Не могу объяснить словами, не могу выразить и определить то, что так влекло меня к ней. Я уверен лишь в том, что это — какое-то новое чувство, не известное пока миру. Это выше любви, страсти, привязанности. Это родство, которое делает каждый миг, проведенный вместе с родственной душой, дольше, чем вечность.

Это опасное чувство. Того, кто нашел родственную душу, но в силу несовершенства этого мира не может всегда быть с ней вместе, разлука сжигает сильнее огня. Когда объект привязанности находится не рядом, это рождает муку, сродни голоду или жажде. Я в полной мере ощутил, что эта мука может разрешиться одним из трех исходов.

Первый, — самый желанный, — очередная встреча. Второй, — удел слабых людей, которые захвачены подобными чувствами и не могут перенести разлуку, — смерть. Единственное, в чем я не уверен, так это в том, не перейдет ли эта мука и на бессмертную душу? Если так, не завидую тем, кто не вынес этого и покончил с собой. Третий исход, — он печален, но не так трагичен. Это — полная и абсолютная разлука с объектом той привязанности, о которой я говорю. Время способно убить даже столь сильное чувство.

Мне пришлось избрать третий исход, когда я понял, что моя жизнь пройдет в вечных скитаниях за Элизабет, когда я понял, что она никогда не станет моей женой. Я как-то заговорил с ней об этом. Она ответила, что даже после смерти Ференца никто не может рассчитывать на ее руку и сердце. Пожалуй, мы могли бы видеться с ней еще сколько угодно времени, но сложилось так, что эти встречи — это все, что было в моей жизни тогда. Я понимал, что если это не прекратится, пусть через боль первых месяцев разлуки, мне никогда не наладить собственную жизнь.

Кроме того, я понял, что несмотря на то, что графиня не принадлежала мне всецело, несмотря на то, что я не имел на это права, я ревновал ее ко всем вокруг. Такая ревность страшна тем, что может уподобиться пушечному ядру, которое сокрушит все вокруг и взорвется, в итоге, само. К тому же, утолить такую ревность может лишь вечный союз с объектом привязанности. В нашем случае такого союза ожидать не приходилось.

Я был гораздо моложе графини. Она восхищалась мной, считала, что я прекрасен, как древнегреческий бог. Я уже говорил о том, что она была прекрасна, но она так не считала. Она полагала, что молодость ее уходит. Я слышал о чудовищных способах возвращения молодости, которые приписывала ей молва, но на ее туалетном столике с высоким овальным зеркалом не было никаких следов колдовства или гор убитых служанок. Все, что я там видел, — вполне обычные женские склянки со снадобьями из целебных трав.

Однажды, ища встречи с ней, я под видом случайного гостя, прибыл в замок Локенхаус, в Австрии. Этот старинный замок принадлежал семейству мужа Элизабет, однако, когда супруг был занят войной, она полностью брала на себя управление делами и имуществом и часто путешествовала. В те годы я следовал за ней повсюду. Обычно, если речь шла о переезде в новое место, мы разлучались на расстояние пары дней пути, а потом встречались снова.

Тогда, когда мы встретились с ней в Локенхаузе, была весна, уже переходящая в лето. Элизабет любила конные прогулки. Всюду в ее дальних поездках, которые совершались обычно на карете, за ней следовал ее любимый конь Винар. Мы взяли Винара для нее, еще одного, безымянного, коня для меня, и отправились посмотреть на красоты природы.

Как прекрасен чистый весенний воздух, в котором уже нет игл зимней стужи, и еще нет летнего зноя. Одним этим воздухом, кажется, можно жить целую вечность. А когда рядом человек, который значит для тебя больше, чем весь мир — тогда все, что тебя окружает, кажется особенно прекрасным.

Мы решили прогуляться по лесной дороге. Кони мирно шли рядом, мы с графиней разговаривали, и не заметили, как конь графини едва не повалил наземь старуху, которая так же шла по той же дороге. Наши кони достаточно умны для того, чтобы не доставлять неудобств пешим, но старуха, кажется, зазевалась, и выскочила на дорогу прямо перед носом у коня. А выскочив, и сообразив, что происходит, попыталась отпрянуть. Она сама была виновата в том, что произошло, и мы проехали бы ее, не обратив внимание на происшествие. Однако, старуха начала громко ругать графиню, размахивая своей клюкой.

«Иди с миром», — сказала ей Элизабет, не принимая на свой счет старушечьи бредни. Из криков разобрать можно было не многое, но вскоре стало ясно, что она считает себя могущественной ведьмой. Старуха говорила, что за оскорбление, нанесенное ей, она наложит на графиню страшное проклятие. Она сорвала с себя тряпку, которой была замотана ее голова, ее белые волосы разметались по плечам, стало видно, что нос ее почти соединялся с подбородком. Если бы она сказала, что ей уже двести лет, я не удивился бы.