Елизавета Драбкина - Зимний перевал

Но образ «ряда зубчатых колес», «сложной системы нескольких зубчатых колес», «приводов» от авангарда к массе передового класса, от него к массе трудящихся, без которых нельзя осуществлять диктатуру пролетариата в крестьянской стране, — этот образ родился уже во время речи.

И точно так же в процессе речи, быть может, под влиянием ответного движения, которое возникло в это время в зале, имеющаяся в конспекте краткая запись:

«Союзы в „рабочем государстве“? А в рабочем государстве с бюро кратическими извращениями?

Есть от кого защищаться!

а в рабоче- крестьянском государстве?»

Эта краткая запись вырастает в речи в следующую развернутую характеристику:

«У него (Троцкого. — Е. Д.) выходит, что защита материальных и духовных интересов рабочего класса не есть роль профсоюзов в рабочем государстве. Это ошибка. Тов. Троцкий говорит о „рабочем государстве“. Позвольте, это абстракция. Когда мы в 1917 году писали о рабочем государстве, то это было понятно; но теперь, когда нам говорят: „Зачем защищать, от кого защищать рабочий класс, так как буржуазии нет, так как государство рабочее“, то тут делают явную ошибку. Не совсем рабочее, в том-то и штука… У нас государство на деле не рабочее, а рабоче-крестьянское — это во-первых. А из этого очень многое вытекает ( Бухарин : Какое? Рабоче-крестьянское?). И хотя т. Бухарин сзади кричит: „Какое? Рабоче-крестьянское?“, но на это я отвечать ему не стану. А кто желает, пусть припомнит только что закончившийся съезд Советов, и в этом уже будет ответ.

Но мало этого. Из нашей партийной программы видно… что государство у нас рабочее с бюрократическим извращением. И мы этот печальный, — как бы это сказать? — ярлык, что ли, должны были на него навесить. Вот вам реальность перехода».

А отсюда вывод: при такого рода практически сложившемся государстве рассуждения, что профсоюзам нечего защищать, что в заботе о материальных и духовных интересах пролетариата без них можно обойтись, — эти рассуждения теоретически неверны и переносят нас в область абстракции или идеала, которого мы достигнем через пятнадцать — двадцать лет.

Ленин делает короткую паузу и добавляет:

— Но я и в этом не уверен, что достигнем в такой именно срок.

Примечательно непрерывно повторяющееся в речи Ленина столкновение и соединение понятий «практически» и «теоретически».

Десятки раз, то так, то этак, он повторяет: «перед нами же действительность», «вот вам реальность», «таковы практические выводы», «изучи практический опыт», «переходный период в переходном периоде». И так же десятки раз, то обрушиваясь на идейную путаницу, словесные выкрутасы, теоретическую фальшь, то подчеркивая важность правильной теоретически постановки вопроса, — Ленин показывает неразрывное единство теории и практики. А также практики и теории.

И совсем как тот стакан, обыкновенный стеклянный стакан, который, когда Ленин взял его в руки, чтобы показать сущность диалектики, волшебно заиграл сверкающими гранями связей и опосредствований, так частный вопрос о роли, месте, задачах профсоюзов, благодаря свету мысли, которым озарил его Ленин, вырастает в общий вопрос о методах и формах осуществления пролетарской диктатуры в крестьянской стране.

Такова была девятая речь Ленина, произнесенная им за последние девять дней двадцатого года.

Так, вопреки предостережениям Ленина, спор о роли профсоюзов вышел все же за рамки Центрального Комитета партии.

Такого не было никогда — ни до, ни после. Волна, шквал, цунами, дискуссии. Рождающиеся чуть ли не каждый день «платформы» и «платформочки». Утопающие в облаках табачного дыма собрания. И споры, споры, чуть ли не с утра до вечера и с вечера до утра.

В бурном процессе «тезисотворчества» за каких-нибудь две недели на свет появилось не менее восьми «платформ» («тезисы» тож) со всяческими нюансами, оттенками, оттеночками, в которых сам черт мог сломить ногу — и неискушенные в этаких тонкостях товарищи должны были тратить время и ломать в этой «чехарде платформ» головы, чтоб хотя бы отличить одну «платформу» от других. Хотя многие из этих «платформ» ни на одном собрании не получали ни одного голоса, они упорно выдвигались и защищались их авторами.

Потом произошел как бы естественный отбор — и все оппозиционные группы стянулись к двум полюсам: на одном Троцкий с «перетряхиванием» и «сращиванием», на другом — «рабочая оппозиция» с анархо-синдикалистской идеей: «управление народным хозяйством должно принадлежать самим производителям».

И против всего этого фронта «платформ» и «платформочек» — Ленин. И с ним — все более и более явное большинство партии.

В мою задачу не входит изложение истории внутрипартийных разногласий и анализ их существа. Это — дело историков партии. Моя задача в ином: в воссоздании человеческих характеров, в воскрешении атмосферы эпохи.

Поэтому я позволю себе вспомнить одно из любопытных свидетельств того времени — стихотворение Демьяна Бедного «С болота на грунт», опубликованное тогда в газетах и читавшееся на партийных собраниях под дружный хохот присутствующих: