Джеральд Мартин - Габриэль Гарсиа Маркес. Биография

В первые дни пребывания в Лондоне Гарсиа Маркеса нашли несколько латиноамериканских журналистов из проамериканского еженедельника Visión. Он обошел большинство их вопросов, но поделился весьма любопытными впечатлениями о Лондоне:

Лондон — самый интересный город на свете: огромная меланхоличная столица последней колониальной империи, находящейся на стадии распада. Двадцать лет назад, когда я приехал сюда в первый раз, здесь еще можно было увидеть сквозь пелену тумана англичан в котелках и брюках в полоску, очень похожих на жителей Боготы того времени. Теперь они ищут прибежища в своих загородных особняках, одинокие в своих унылых садах, со своими последними собаками, со своими последними георгинами, побежденные неукротимым потоком людей, стекающихся со всей утраченной империи. Оксфорд-стрит ничем не отличается от любой улицы в Панаме, на Кюрасао или в Веракрусе: у дверей своих лавок, ломящихся от шелков и слоновой кости, сидят неустрашимые индусы, роскошные негритянки в ярких нарядах продают авокадо, фокусники демонстрируют публике, как из-под чашек исчезают мячики. Вместо тумана здесь теперь жаркое солнце, пахнущее гуайявой и спящими крокодилами. Заходишь в бар выпить пива, как в Ла-Гуайре, а у тебя под стулом бомба взрывается. Вокруг слышна испанская, португальская, японская и греческая речь. Из всех, кого я встретил в Лондоне, только один разговаривал на безупречном английском с оксфордским произношением. Это был министр финансов Швеции. Так что не удивляйтесь, что нашли меня здесь: на Пиккадилли-Серкус я чувствую себя так, будто нахожусь в галерее сладостей в Картахене [936].

Не многие уже в то время столь отчетливо видели будущую сущность Лондона как «города мира». Когда у Гарсиа Маркеса спросили, появится ли однажды у какого-либо режима в Латинской Америке безоружная полиция, как в Британии, он резко ответил, что такая уже есть: на Кубе. А главная новость в Латинской Америке, продолжал он, — это «консолидация» сил кубинской революции (враждебно настроенные обозреватели в то время считали, что эта «консолидация» на самом деле является «сталинизацией»), без чего невозможен был бы прогресс на континенте и даже, добавил он, литературный бум. Наконец, он вновь заявил, что не будет писать художественную прозу, пока чилийское сопротивление не свергнет чилийскую диктатуру финансируемую Пентагоном. Из этого неприязненного интервью было понятно, что Гарсиа Маркес сжигает мосты и поднимает знамя своей приверженности социализму. Почему? Он был уверен, что возвращается на Кубу.

В Лондоне в свободное от занятий английским время Гарсиа Маркес дорабатывал окончательный вариант «Осени патриарха» и придумывал разные идеи радикальных киносценариев. Их с Мерседес посетили его младший брат Элихио с женой Мириам, в сентябре переехавшие в Париж. Несмотря на разницу в возрасте в двадцать лет, Элихио и его знаменитый старший брат Габриэль заметно сблизились. Элихио и Мириам встретят Рождество 1974 г. в Барселоне вместе с Габито, Мерседес и их двумя сыновьями.

В сентябре 1974 г. в редакционной коллегии Alternativa возникли разногласия политического характера, и фракция Орландо Фальса Борды покинула журнал. Энрике Сантос Кальдерон позже рассказывал мне: «Мы хотели придерживаться линии плюрализма, но народ очень быстро раскололся на две группы. Габо сильно переживал из-за всех этих неприятностей, он слишком близко к сердцу принимает внутренние трения между его друзьями. Каждый раз, наведываясь к нам тайком, он очень расстраивался, но в эти свои приезды он также много рассуждал о политике, начинал понимать, сколь остро стоит вопрос о вооруженной борьбе, и своей деятельностью добивался того, что смотрели на него, как на божество» [937]. В декабре Гарсиа Маркес взял интервью у бывшего сотрудника ЦРУ Филипа Эйджи, чьи разоблачительные откровения относительно правящих кругов Латинской Америки вскоре станут сенсацией для всего мира [938]. Теперь уже никто не отказывался от встречи с Гарсиа Маркесом. В Колумбии на выборах 1974 г., когда последний раз сработала предложенная Национальным фронтом система ротации президентской власти, победил либерал Альфонсо Лопес Микельсен, набравший 63,8 % голосов, хотя более 50 % электората отказались участвовать в голосовании. Несмотря на свои сомнения относительно политики Лопеса Микельсена, Гарсиа Маркес был рад, что тот стал президентом, учитывая их дальнее родство по линии семьи Котес из Падильи. Кроме того, Габито посещал курс права, который читал Лопес Микельсен в Боготском университете, и вообще его прельщала идея работать с человеком, который, безусловно, не был реакционером [939].

В марте 1975 г. в Барселоне наконец-то был издан роман «Осень патриарха». Латиноамериканская пресса до самого его выхода в свет только и твердила о том, что это произведение произведет фурор: в истории Латинской Америки еще не было случая, чтобы выхода книги ждали с таким нетерпением. Испанское издательство «Пласа и Ханес» выпустило роман в переплете поразительным тиражом — 500 000 экземпляров. В июне это же издательство напечатает сборник рассказов Гарсиа Маркеса, и писатель на время сведет счеты с читателями его художественной прозы. Несмотря на то, а может, как раз потому, что от романа слишком много ждали, критические отзывы были весьма неоднозначны, многие — откровенно враждебны [940]. Некоторые критики хвалили книгу за ее необычайную поэтичность и иронию, одновременно прославляющие и пародирующие самые мрачные латиноамериканские фантазии. Другие ругали ее по целому ряду причин — за вульгарность, обилие гипербол, за отсутствие пунктуации и сомнительность политической направленности. Эти расхождения во взглядах были особенно четко обозначены в период публикации романа, но жаркие споры продолжаются по сей день.

Тем не менее именно роман «Осень патриарха» подтвердил репутацию Гарсиа Маркеса как профессионального литератора. Книга показала, что он — автор не одного романа, что он способен и после «Ста лет одиночества» создавать шедевры. Даже те, кому роман не понравился, не пытались отрицать, что это произведение создано большим писателем. Несмотря на то что «Сто лет одиночества», без сомнения, имеет значение для континента в целом, совершенно очевидно одно: это книга о Колумбии. Напротив, «Осень патриарха» — это роман о Латинской Америке, написанный с расчетом на условный круг читателей, без каких-либо существенных колумбийских реалий, в немалой степени потому, что в Колумбии никогда не было патриарха, подобного изображенному в книге: формально она считалась демократической страной почти на всем протяжении XX столетия.

В каком-то смысле именно «Осень патриарха», а не «Сто лет одиночества» является ключевым произведением в творчестве Гарсиа Маркеса, потому что вопреки первому впечатлению в нем объединяются все его другие работы. Что до того, является ли оно «лучшим» романом, как часто утверждает сам Гарсиа Маркес, нетрудно догадаться, почему писатель считает его своей самой важной работой. Особенно если к такому его достоинству, как сжатость изложения, добавить еще два уже ранее упомянутых обстоятельства: настойчивое утверждение со стороны писателя, что портрет патриарха — это автопортрет и что написал он эту книгу, дабы после ошеломляющего успеха «Ста лет одиночества» доказать самому себе, что он по-прежнему способен творить. Если «Сто лет одиночества» — ось его жизни (и самое значительное произведение в глазах всего мира и, возможно, потомков), то «Осень патриарха» — опорная точка его творчества: в литературе Маркес утратил живой интерес к теме власти после завершения работы над романом — в тот самый момент, когда власть стала неотъемлемым элементом его жизни. Делая заявление о том, что он не напишет ни одного романа, пока не падет режим Пиночета, Гарсиа Маркес руководствовался двумя вескими причинами: во-первых и прежде всего, он был полон решимости установить контакт с единственным живым патриархом Латинской Америки — Фиделем Кастро; во-вторых, к тому моменту он исчерпал все серьезные темы, о которых мог бы писать, — ибо, как теперь это было видно, первая половина его творческого пути окончилась не на ликующей ноте «Ста лет одиночества», а агонией «Осени патриарха». В литературном творчестве он не знал, в каком направлении двигаться. Поэтому Маркес сосредоточился на Кастро.