Марианна Колосова - Вспомнить, нельзя забыть

В наше время нашим женщинам
Не цветы дарит судьба.
И любовь, войной повенчана,
По военному груба!

Под удушливыми газами,
На полях, где льется кровь, —
Вижу, сестры ясноглазые,
Вашу нежную любовь.

Над людьми вооруженными
Взрывы, грохот и гроза!
Над заплаканными женами
Божьей Матери глаза…

Белым платом Богородица
Слезы женщин соберет,
С нами Господу помолится
За Россию в этот год.

Ведь за то, что мы не верили
В благость Божеских очей, —
Наказал Он нас потерями,
Отдал в руки палачей.

Но Усердная Заступница
Горе женское поймет,
И пред Господом заступится
За Россию в этот год.

Во Франции, в Чили, в Китае
Звучит наш певучий язык;
Но каждый о доме мечтает,
К чужбине никто не привык.

Никто никогда не решиться
Россию навеки забыть.
Нельзя по — чужому молиться
И край неродной полюбить.

И в церкви, в рождественский вечер,
Покорная горю и злу, —
Я, сгорбив усталые плечи,
Поплачу тихонько в углу…

У женщины русской осталось
Прибежище тихое — храм!
И я свою боль и усталость
Сюда принесу и отдам.

— Дай, Господи, сердце звенело,
Услышь молитву мою:
Мужчинам — на родине дело,
А женщинам — храм и семью!

Горят пред иконами свечи.
Сегодня родился Христос!
Но нам в этот радостный вечер
Нельзя удержаться от слез.

В том доме, где мама родными руками
И полочку книжную к стенке прибила,
И вышила коврик цветными шелками…
И в стареньком кресле, в гостиной, любила

Сидеть вечерами, свернувшись клубочком,
Смотреть в темноту незавешенных окон,
Тихонько беседовать с маленькой дочкой,
Откидываясь с детского лобика локон.

Заглядывать в серые дочкины глазки…
В том доме… Да как же такое случилось?
Давно ли там девочка слушала сказки
Про царскую силу, про Божию милость?

В том доме чужие стучат сапогами.
И коврик украден. А книжною полкой
Топили «буржуйку»! Дом занят врагами.
Нельзя же о маме рассказывать волку…

Кривляется жизнь нестерпимо — нелепо:
И в нашей гостиной, в том домике старом, —
Сидит, развалясь, председатель совдепа.
Дыша самогонным густым перегаром!

Под звон и дрожь оконных стекол
От потрясающей стрельбы
Твой конь копытами зацокал,
Тебя спасая от судьбы.

А страх, и горе, и усталость
Жену — подругу стерегут.
Тебя спасла, сама осталась
На растерзание врагу.

Над головой простоволосой
На небе зарево, как кровь.
Нет, здесь не «высшие вопросы»,
А просто… женская любовь.

А ты на скакуне горячем
Летел, забывши о жене.
Мы часто слезы гордо прячем,
И нам от этого больней…

Догнав свой полк, ты на привале
Пел песни, пил всю ночь вино.
О женах вы не вспоминали,
Вам, пьяным, было … все равно!

А в этот час вошли оравой
Враги в твой дом. Твоя жена…
Она достойна вечной славы!
На ком вина? На всех вина…

В те поры казак уехал на войну,
В те поры в родной станице не был он:
Злы татары увели его жену,
Чернобровую казачку во полон.

Тот казак за веру с ляхом воевал,
Влево — влево шашкой острою рубил.
Он в бою голов ни мало поснимал,
Ой, голов шляхетских много он срубил!

Тяжко было православным в полону…
У кургана поделили их, в степи;
Раздобыл татарин русскую жену,
Словно пленную орлицу на цепи.

Говорит казачка (эхом вторит Русь!)
Голос женский прерывается, звеня:
«Я косой своей черной удавлюсь,
Не видать тебе поганому меня!»

И не знал казак, вздремнувший на заре,
Что жена его (душой ему подстать!)
У татарина в узорчатом шатре
Удавилась, чтоб татаркою не стать.

Из забвенья быль старинную верну:
У орла была орлица и жена.
Сгибла смелая казачка в полону,
Вере родине и милому верна!

Все, что больно было — отболело.
Все, чем дорожила — отошло.
Помню, где-то крышами чернело
Между гор сибирское село.
Жаркою расплавленною лавой
Протекли, сжигая жизнь, года.
И зажглась над бедностью и славой
Никому ненужная звезда.
Над саманной фанзою в Китае,
Где живу, и плачу, и пою, —
Звездочка пылает золотая.
Помни, сердце, родину свою…
Конь привязан у ворот,
Седока, наверно, он ждет?
Мне обидно. У меня
Нету быстрого коня.
Молодой один джигит
Под Хабаровском убит.
Взяли шашку и коня,
Взяли радость у меня.
Запалю в тайге костер,
Позову моих сестер
Не гулять, не пировать, —
Горе вместе горевать…
«Все проходит», говорят…
Все проходит, только след
Остается, только след
Остается много лет.
Колокольчик под дугой
Пел о радости другой
Пел о ком-то о другом,
Тоже сердцу дорогом.
Кони бешено несли,
Нас, двоих, они спасли.
Третий трупом на снегу
Стал добычею врагу.
Все, что больно было — отболело.
Все прошло, травою поросло.
Говорят: давным-давно сгорело
Дальнее сибирское село.
Говорят, что кони, на которых
Удалось мне жизнь свою спасти,
Заблудились в снеговых просторах
И погибли с голоду в пути.
Подошла не осень, а усталость,
Подошла и стала вспоминать…
Все проходит? Жаль, не догадалась
В той дороге…память потерять!

Посидеть немного за чаем,
Отдых дать усталой спине.
Мы вины за собой не знаем,
Прозябая в чужой стране…

Огрубели тонкие руки
От кастрюль, от стирки белья.
В ежедневной кухонной муке
Умирает душа твоя.

Научились и шить, и штопать,
И варить дешевый обед.
Чад плиты и примуса копоть
Омрачают нам белый свет.

Много раз перешитой блузкой
Оттеняем усталость глаз.
Счастья нет у женщины русской
Ни в России, ни здесь, ни сейчас.

Кто услышит голос незвонкий?
Наша жизнь в Господних руках…
Но за что мечту о ребенке
Погасил Ты в женских глазах?

Сердце болью горит напрасно,
Без ребенка незачем жить!
……………………………..………..………..
А мужчинам нашим несчастным
Нечем наших детей кормить…

Ветры выли для того ли,
И пожары бушевали,
Чтобы столько тяжкой боли
Мы с тобой переживали?