Валерий Роньшин - Семь историй о сэре Исааке Ньютоне

Должна сказать сразу: я чуть не треснула от гордости, когда узнала, какая честь мне оказана. Мне, старой глиняной кружке с отбитой ручкой, поручено рассказать о рождении великого Ньютона! С другой стороны, кто сделает это лучше меня? Ведь я уже целую вечность живу в Манор-хаузе — доме, где родился Ньютон. Его дед, йомен Роберт Ньютон, купил этот дом вместе со мной. Я, старая кружка, сильно привязалась к Манор-хаузу и его обитателям.

Я ясно помню ту ненастную зимнюю рождественскую ночь. Жители нашей деревушки Вулсторп уже мирно спали. Я тоже задремала, стоя на своем обычном месте — на полке, по соседству с оловянными тарелками. Меня разбудил шум. Он доносился из коридора, куда выходили двери комнат второго этажа. Послышались взволнованные женские голоса, скрип открывающихся дверей. По коридору кто-то торопливо пробежал. Вдруг дверь широко распахнулась, и в комнату вошли две женщины. Их я хорошо знала. Одна из них была матерью моей хозяйки. Ее звали миссис Эйскоу. Второй была служанка Дороти.

— Боже мой, боже мой, — причитала миссис Эйскоу. — Бедная моя доченька, бедная Анна! Всего несколько месяцев назад она потеряла мужа. Неужели она потеряет еще и ребенка?

— Бедный малыш! — вторила ей Дороти. — Он даже не закричал, когда родился.

— И не говори, Дороти, — махнула рукой мисисс Эйскоу. — Даже думать боюсь о том, что может случиться. Но хватит болтать. Возьми большой таз и ковш и отнеси их в комнату Анны. Надо выкупать малыша. А я принесу пеленки.

Она выбежала в коридор, а Дороти заметалась по комнате. Она поставила на стол большой таз и стала искать ковш, высоко поднимая над собой свечу. Ковша нигде не было.

— Куда же он запропастился? — сердилась Дороти, переставляя одной рукой посуду на полках.

Она взяла меня за ручку, которая тогда была еще при мне, и хотела уже передвинуть, как вдруг ей в голову пришла замечательная идея.

— Возьму-ка я эту большую кружку вместо ковша, — решительно сказала она и, сняв меня с полки, поставила в таз.

Так я вместе с Дороти и тазом оказалась в комнате хозяйки.

Госпожа Анна лежала в постели. Ее длинные темно-каштановые волосы рассыпались по подушке, а лицо было белее соли. Я даже испугалась за нее. Миссис Эйскоу стояла рядом с хозяйкой, держа в руках маленький сверток.

Вдруг сверток слабо зашевелился и издал слабый писк.

Дороти зачерпнула мною теплой воды из ведра и вылила ее в таз. Мисисс Эйскоу развернула младенца. Тут-то мне и стало понятно, о чем они говорили, когда разбудили меня. Ребенок был совсем крохотный! Помню, у нашей рябой курицы вылупились цыплята. Все были крепенькие, а один — настоящий заморыш. У ребеночка госпожи Анны была точь-в-точь такая грудка, как у того цыпленка.

— Да его и в руки-то взять страшно! Шейка как соломинка! — опять запричитала Дороти, испуганно глядя на малыша. — Он такой маленький, что его можно искупать в этой кружке, — и она показала на меня пальцем.

Услышав это, госпожа Анна заплакала. А мисисс Эйскоу решительно сказала:

— Не говори глупостей, Дороти. После того, как мы выкупаем моего внука, ты немедленно отправишься к леди Пакинхем. Она подскажет, чем можно помочь малышу. А чтобы тебе не было страшно на темной дороге, возьми с собой Марту.

Вскоре я вместе с тазом и Дороти оказалась на кухне. У очага сидела толстая кухарка Марта.

— Собирайся, Марта. Хозяйка хочет, чтобы мы рассказали все леди Пакинхем, — сообщила подруге Дороти.

Они стали собираться в дорогу. Дом, в котором жила эта леди, находился довольно далеко. Марта и Дороти надели теплые чулки, башмаки и закутались в толстые плащи.

— О-хо-хо, — ворчала Марта, — и какой смысл тащиться в такую даль, да еще ночью! Всякому понятно, что не жилец этот ребенок на белом свете. Ведь он должен был родиться только весной!

— В первую минуту мне даже показалось, что он не дышит, — шепотом сказала Дороти.

— А ведь считается, что ребенок, родившийся на свет после смерти своего отца, обладает особенной силой, — покачала головой Марта. — Боюсь, что этот малютка не доживет даже до нашего возвращения.

— Да, да, — поддакивала Дороти. — Пойдем потихоньку, Марта. Торопиться нам некуда.

Они вышли из дома, по пути поставив нас с тазом на место. А когда они вернулись, уже наступило утро. Марта и Дороти на цыпочках вошли в притихший дом. Им нечего было сказать госпоже Анне. Опытная леди Пакинхем, выслушав рассказ двух женщин, пришла к выводу, что она ничем не сможет помочь новорожденному. Марта и Дороти были уверены, что не застанут младенца в живых, когда вернутся.

Но они ошиблись. Сынок госпожи Анны остался жив и стал расти, как и все дети, которых я повидала на своем веку. И я, старая кружка, была этому очень рада. Тем более, что этот мальчишка, в отличие от многих других, которые вечно шарят по всем углам и бьют посуду, был тихим и смирным. Наверное, потому, что шалить ему мешал корсет. Корсетом все называли такую штуку, похожую на валик, которую пришлось закрепить вокруг его шеи. Шея была слишком тонкая, и корсет помогал ей держать голову.

Госпожа Анна назвала сына в честь его отца — Исааком. Ребенка крестили в Колстервортской церкви. О крестинах ничего рассказать не могу — сами понимаете, меня, старую кружку, в церковь не пригласили.

Года через три госпожа Анна снова вышла замуж. Ее нового мужа звали Барнаба Смит. Он был пастором и жил неподалеку от Вулсторпа. Не очень-то мне нравился этот человек. Хотя бы потому, что маленький Исаак не поехал с матерью в ее новый дом, а остался вместе с бабушкой в Манор-хаузе. Я подозреваю, что так захотел Барнаба Смит.

В Манор-хаузе часто гостили родственники хозяев со своими детьми. В такие дни мне хотелось стоять в самом темном углу самого глубокого шкафа. И вы бы меня поняли, если бы были сделаны из глины. Целая ватага детей носилась по всему дому с криками и воплями. Они скатывались по лестнице, врывались в комнаты и переворачивали стулья. И не могу не отметить: маленький Исаак выглядел самым умным среди них Он не носился вместе с ними и не вопил, а сидел где-нибудь тихонько в уголке, листая книжку, или гулял в саду за домом.

Однажды миссис Эйскоу, пытаясь утихомирить шумную компанию, достала из дубового шкафа коробку с шашками. Это были замечательные шашки. Белые были выточены из слоновой кости, а черные — из эбенового дерева. Маленький Исаак сел играть — и обыграл всех. Повторяю еще раз: всех! По очереди, конечно.

Мне кажется, ребенок сильно скучал по матери. Помню, как-то вечером он подошел к окну и посмотрел на далекую колокольню церкви Нового Уитэма, рядом с которой теперь жила госпожа Анна. Прижавшись лбом к стеклу, маленький Исаак вдруг погрозил кулаком своему невидимому врагу.