Дэвид Рокфеллер - Клуб банкиров

Триумфальное возвращение в Иран аятоллы Рухоллы Хомейни в начале февраля сняло всякую возможность того, что шах сможет вновь взойти на трон. Ликующие толпы, скандирующие «Смерть шаху!», приветствовали престарелого религиозного деятеля, и временное правительство, созданное шахом, так же, как и иранская армия и военно-воздушные силы, быстро капитулировало. Несмотря на то, что Хомейни вначале поддерживал правительство Базаргана, между ними были серьезнейшие разногласия по многим позициям, и вопрос о том, кто будет править Ираном, оставался висящим в воздухе в течение нескольких месяцев. В то время как Базарган напряженно работал по восстановлению внешних отношений, ненависть аятоллы к Соединенным Штатам стала мощной силой в политике Ирана. В середине февраля иранские радикалы захватили американское посольство и в течение короткого времени удерживали посла Уильяма Салливана и его персонал в качестве заложников, пока Базарган не вмешался, чтобы освободить их.

Несмотря на этот инцидент, Соединенные Штаты официально признали правительство Базаргана в конце февраля. Администрация Картера приняла решение о работе с представителями умеренного направления в надежде укрепить их позицию против двух крайних сторон политического спектра, появившихся на политическом ландшафте Ирана: марксистов — слева и фундаменталистов — справа. В результате администрация Картера втихомолку переменила свою позицию в отношении предоставления шаху политического убежища.

Перед тем как шах оставил Иран, посол Салливан заверил его, что шаху и его семье будут рады в Соединенных Штатах. Сам президент публично подтвердил это приглашение, когда он отметил на пресс-конференции 17 января: «Шах в настоящее время находится в Египте, а позже прибудет в нашу страну». Вскоре после прибытия шаха в Марокко посол Ричард Паркер заверил его в том, что предложение президента Картера о предоставлении убежища в Соединенных Штатах остается открытым, однако посоветовал ему не исключать при желании возможности ускорить отбытие в случае изменения обстоятельств. Шах проигнорировал совет посла и оставался в Марракеше еще в течение нескольких недель.

Король Марокко Хасан был гостеприимным хозяином, однако у него имелись свои проблемы с исламским фундаментализмом. Кроме того, в начале апреля в Марокко намечалось проведение заседаний Исламской конференции, на которой должны были присутствовать арабские лидеры, враждебные по отношению к шаху. Соответственно, король попросил шаха уехать, причем не позже 30 марта. После этого шах проинформировал посла Паркера, что готов принять предложение президента Картера о политическом убежище. Однако, как я вскоре узнал, было уже слишком поздно.

К началу марта администрация Картера приняла решение, что поддержка правительства Базаргана важнее, чем предоставление шаху политического убежища. Совет по национальной безопасности, причем советник по национальной безопасности Збигнев Бжезинский горячо протестовал против этого, пришел к заключению, что шаху не следует разрешать въезд в Соединенные Штаты. Президент Картер согласился и попросил государственного секретаря Сайруса Вэнса «поискать вокруг, чтобы помочь ему найти место, где он мог бы остаться».

Мы узнали, что ни одна из европейских или ближневосточных стран, за исключением Египта, не была готова рисковать тем, чтобы навлечь на себя гнев новых сатрапов Персии, предоставив шаху политическое убежище, поэтому сосредоточили усилия на странах Западного полушария. Ответы не были обнадеживающими, однако Генри смог буквально мгновенно убедить министра иностранных дел Багамских островов дать шаху временную визу для въезда в страну. Шах и те, кто его сопровождал, прибыли туда 30 марта.

В Нассау шаха встречал Роберт Армао, молодой специалист по отношениям с общественностью, работавший в аппарате Нельсона в его бытность губернатором и вице-президентом и продолжавший работать у Нельсона после того, как тот вернулся к частной жизни. Принцесса Ашраф наняла Армао с целью улучшить имидж ее брата в глазах общественности Соединенных Штатов в конце 1978 года, и именно Армао вел переговоры об исходных условиях пребывания шаха на Багамах. Армао столкнулся с трудной задачей из-за нежелания американских официальных лиц оказать содействие, и поэтому я попросил Джозефа Рида помочь ему любыми возможными способами. На протяжении последующих нескольких месяцев Джозеф и Армао совершенно неожиданно оказались в положении, когда они должны были отвечать за многочисленные стороны жизни шаха в изгнании — начиная от найма охраны до нахождения школ для его детей. Кроме того, Джозеф обеспечивал контакт с правительством США, регулярно сообщая Дэвиду Ньюсому из Государственного департамента о ситуации, в которой находился шах, и в отдельных случаях передавая информацию самому шаху.

В начале апреля 1979 года никто из нас не мог представить себе ни продолжительности, ни характера изгнания шаха или того, где он в конце концов найдет для себя постоянное убежище. На основании того, что нам говорили официальные лица из администрации, Генри и я предполагали, что после относительно короткого пребывания на Багамах президент разрешит шаху въезд в Соединенные Штаты.

Этого, увы, не произошло. Вскоре стало очевидно, что премьер-министр Багамских островов Линден Пиндлинг и его окружение гораздо больше заинтересованы в извлечении денег из шаха, чем в предоставлении ему возможности приватной жизни и безопасности. Пиндлинг, например, настаивал, чтобы люди, сопровождавшие шаха, оставались на острове Пэрэдайз — туристической зоне непосредственно около Нассау, где Пиндлинг имел личные интересы. Как Армао, так и Джозеф передавали, что шах был обеспокоен слухами о «группах убийц», направленных аятоллой; он был в ярости от того, что Пиндлинг и его дружки пытались выдаивать из него буквально каждый цент. Обращение с шахом на Багамах было настолько безобразным, что через несколько недель мы начали поиск альтернатив.

В то время как условия на Багамах ухудшались, а американский вариант оставался твердо закрытым, по крайней мере на какое-то время, Генри и я продолжали поиски страны, которая согласилась бы принять шаха и в которую он согласился бы направиться. В списке было немного названий, однако одной из возможных стран была Австрия. В конце апреля на встрече Бильдербергской группы в Вене я говорил с канцлером Бруно Крайским, который высказал сочувствие к судьбе шаха. «Будучи евреем, — сказал он мне, — я знаю, что такое быть беженцем». Я уехал из Вены, считая, что Крайский разрешит шаху въезд. Мы поддерживали с ним контакт, однако официальное приглашение так никогда и не было выдано.