Юрий Ерофеев - Аксель Берг

«Я выполнил это задание. Но при этом на тех лиц, в которых я был уверен, что они не являются врагами, написал положительные характеристики — в том числе на А. И. Берга и А. П. Сиверса»… Сексот, помогающий врагу народа — не парадокс ли нашего, с переходом в XXI век — уже далекого прошлого?

Но тогда, в начале 1980-х, В. И. Сифоров рукопись статьи Марины Берг отклонил, положил под сукно и до 1988 года свое решение не пересматривал. Причиной отклонения названа откровенность рассказа М. А. Берг об аресте отца — в послесловии она названа «главной причиной» отклонения, в предисловии — вообще единственной [220] Берг М. А. Воспоминания об отце. С. 76, 81. . Очень уж въелся, видимо, в Сифорова дух сексотства, если даже через полвека, в 1988 году, упоминать об аресте Берга он считал недопустимым.

Сусанна Степановна Масчан, при жизни Берга — ученый секретарь научного совета по комплексной проблеме «Кибернетика» при Президиуме Академии наук СССР, да и вообще сотрудник для А. И. Берга достаточно близкий, сохранила рукопись. Вообще-то она указана «редактором-составителем» сборника, то есть могла бы замолвить слово перед В. И. Сифоровым в защиту статьи М. А. Берг. Но, видимо, пороху не хватило. Тем не менее С. С. Масчан добилась в 1993 году, уже после смерти Марины, опубликования этой рукописи, правда, в сокращенном или, говоря языком М. Светлова, «изувековеченном» виде, в сборнике, изданном Государственным политехническим музеем [221] Там же. . Правда, тиражи этих публикаций — и сборника «Академик Аксель Иванович Берг (К столетию со дня рождения)», и книги В. И. Сифорова «Тангенс выживания» — невелики, всего экземпляров 400, они были обречены стать библиографической редкостью уже при выходе в свет. Поэтому я позволил себе привести из них пространные цитаты.

…28 ноября 1974 года (дата записана у меня в дневнике) я заехал к Акселю Ивановичу домой. Обсуждали мы много наболевших вопросов. И повестку дня заседания специализированного совета с вариантами возможных его решений, и итоги выборов в Академию наук: тогда в члены-корреспонденты АН СССР выдвигался Неон Александрович Арманд, внук ленинской пассии, работавший в ИРЭ АН СССР. «Сто восьмой» письменно поддерживал это выдвижение, и Аксель Иванович, превосходно знавший академическое закулисье, объяснял, почему в этот раз выдвижение закончилось неудачей. Обсуждали и историю создания КБ-1, и преобразования в ВАКе… В общем, вопросов для обсуждения накопилось много. Беседовали, перескакивая с вопроса на вопрос, перемещались по квартире Акселя Ивановича на улице Губкина и остановились у картины в тяжелой раме, висевшей на некапитальной стене. Аксель Иванович по поводу этой картины разразился целым монологом:

— Картину эту мне подарили ленинградцы…

«Да, не очень-то определенно, — подумал я про себя. — Кто это — „ленинградцы“? Из какой среды?» — но вслух ничего не сказал.

— А писал ее бывший мой матрос с подводной лодки. Я еще помогал ему в Академии художеств учиться — он проходил обучение в академии, а числился у меня в команде и состоял на довольствии. Ну, ленинградцы узнали об этом и заказали вот этот морской пейзаж. На картине то самое место, где моя лодка на дне Балтийского моря лежала, в иле…

Я тогда еще не знал этой истории, ведь Марина написала о ней уже после смерти Акселя Ивановича.

— Художник этот стал хорошим маринистом, — продолжал Аксель Иванович, — но вскоре умер. А море тут — настоящее. Написано не хуже, чем у Айвазовского, у того ведь большей частью брызги… Дело тут такое, не терпящее отлагательства: у меня уже дважды был районный архитектор, говорит: стена у вас под угрозой, перегружена. Того и гляди рухнет. Ведь картина — махина настоящая… Вот если бы вы нашли, куда ее поместить, я бы вам ее и подарил.

Я еще раз осмотрел картину. Тогда — повторяю, год был 1974-й и я еще не читал историю о вещем пробуждении «тети Норы» — но место, где лежала в иле, на грунте, подводная лодка, видел — вот на этой картине. В правом нижнем углу — подпись художника «Н. Г… ков» черной краской, средние буквы в фамилии художника уже вытерты, не прочитаешь.

У нас в институте знавали, конечно, фамилии и погромче: например, в отделе кадров висела картина Н. П. Богданова-Бельского «Пастушок» — зеленеющая березка, рядом с ней — подросток-пастушок с кнутом на плече. Она куда-то запропастилась в годы развала оборонных предприятий при «перестройке»: кадровые службы тогда располагались за проходной института, инвентарного номера картина, видимо, не имела — и кому она приглянулась, можно только гадать.

Я сказал Акселю Ивановичу, что прикину и позвоню.

Созвонились, а примерно через месяц я известил Акселя Ивановича, что выезжаю за картиной.

Помню, что выделили мне тогда из целого парка автомашин, которым располагало тогда наше автохозяйство, грузовичок с крытым верхом, с брезентовой «крышей» — на случай дождя.

Приехали. Аксель Иванович встретил нас уже в подъезде и по-стариковски суетился у картины, которую мы осторожно, на руках, вносили в лифт.

При попытке поставить картину в чрево грузовичка встретилось препятствие — в раскрытую полость на задней стенке картина никак не проходила. Что делать?

— Отбивайте верхнюю рейку, — сказал я водителю.

— Юрий Николаевич, — заскулил он, — да вы же знаете, что мне Золотухин [222] Валентин Петрович Золотухин — в 1964–1989 годах начальник автохозяйства «сто восьмого»; продолжает работу на предприятии и сейчас; однако в 1989 году, когда «демократы» провозгласили выборность должностей руководителей подразделений, он через сито выборов не прошел — его требовательность нравилась далеко не всем. «И что обидно, — сожалел он потом, — только на моем автохозяйстве эту систему и попробовали. А больше уж ни в одном подразделении не применяли, и руководство такую систему отменило…» за это сделает! Скажет: брал машину в исправном виде, а возвращаешь с поврежденным верхом. Кто будет платить за ремонт?

— Ничего, — успокоил я его, — заступлюсь, замолвлю слово.

Шофер, чертыхаясь, отодрал верхнюю рейку и поддерживал ее на весу, пока я проталкивал картину в грузовичок.

Попрощались с Акселем Ивановичем, поехали.

Картину разместили на лестничной клетке при входе на «директорский» этаж первого корпуса; там она висит и по сей день.

Через год к раме прикрепили табличку: «Картина подарена коллективу ЦНИРТИ академиком Бергом Акселем Ивановичем».

Надвигалось 60-летие института. Срочно красили стены, шлифовали шкуркой перила. Запах лака и свежей краски разносился по всему институту. Малярные ко́злы стояли во всех проходах и в коридорах. Потом их собрали — как раз на лестничной площадке третьего этажа, напротив картины, подаренной Бергом. Надо было бы, конечно, картину снять и на время поместить в какое-то помещение, но работники хозяйственных служб, как всегда, понадеялись на «авось». Прохожу как-то мимо картины, козлы уже убраны, но вижу — в правом верхнем углу чернеет полоска: прорвали полотно! Что делать? Художников у нас тогда почти не осталось, с трудом нашли одного, Юрия Ивановича Коршунова, оформлявшего стенды для зала трудовой славы.