Сергей Кредов - Щёлоков

— Надо чаще общаться с нормальными людьми.

Для Харитонова, как, впрочем, для многих из его поколения, 1970-е — золотые годы милиции. Он поясняет почему. «Сижу я над делами, голову поднять не могу. Начальство: „Давай, давай!“ С утра до ночи перед тобой — воры, убийцы, бандиты, насильники. И вдруг — звонок. На проводе директор кинотеатра. У них вечером показывают „Трактир на Пятницкой“, приглашает приехать и выступить перед зрителями. Едешь и выступаешь. Понятно? Ты — человек».

Понятно.

Предположим, что руководителя среднего милицейского звена решают повысить по службе. Его направляют в Академию МВД. Теперь слово земляку Харитонова, самому титулованному тульскому сыщику Александру Владимировичу Сенопальникову, генерал-майору и доктору юридических наук. Он учился в академии в 1991–1993 годах, но традиции, заложенные в 1970-е ее первым начальником С. М. Крыловым, еще были сильны, или о них хорошо помнили.

«Солисту-скрипачу дирижер не нужен, но оркестру нужен дирижер. Вот смысл академии: она, по замыслу, готовит дирижеров милицейской деятельности. Скептики часто говорили: а нужна ли вообще милицейскому руководителю такая капитальная подготовка? Не полководца же готовят. Не полководца, но — организатора сложных операций, в которой бывают задействованы большие силы. Допустим, что такое организация охраны общественного порядка на футбольном матче? Надо спланировать расстановку сил, обеспечить людей связью, питанием, теплой одеждой, продумать, как правильно зайти и выйти со стадиона, а в случае чрезвычайного происшествия обеспечить эвакуацию болельщиков. Все, что связано с организацией, требует хорошей подготовки.

Нас учили не только прикладным дисциплинам. Но и, например, современному русскому языку — мы писали диктанты высокой сложности. Учили правильно разговаривать и с подчиненными, и с представителями общественности. Нам преподавали вопросы социологии, философию, теорию государства и права. При академии продолжал работать университет культуры. Каждый четверг, даже в тяжелые 1990-е, к нам приезжали известные деятели культуры. Где еще человек из провинции мог встретиться с художником Ильей Глазуновым? А Глазунов перед нами выступал, долго отвечал на вопросы. Слушали мы и оперную певицу Елену Образцову. Бесплатно распространялись билеты на концерты. Мы шли в Центральный музей МВД и видели там уникальные экспонаты, вещественные доказательства по самым известным преступлениям, совершавшимся в России и СССР. А по средам к нам приезжали руководители МВД — начальники главков, следственного управления, финансисты, кадровики, отвечали на наши вопросы. Всё это традиции Щёлокова — Крылова».

Следует сказать несколько слов и о реформе системы ведомственного образования в исследуемые нами годы. Помимо академии — элитного учебного заведения, где готовят будущих руководителей милиции (да и сами обучающиеся — уже начальники, вплоть до республиканских министров), при Щёлокове в системе МВД появилось 17 высших учебных заведений, десятки школ первоначальной подготовки и повышения квалификации. Милицию не только обмундировали, «подкормили», но и образовали. Она ведь была полуграмотная в начале 1960-х. Например, тогда только половина участковых имели за плечами образование выше начального, среди рядовых, сержантов — и того меньше. В уголовном розыске редко можно было встретить сотрудника с очных высшим, на иную область таких приходилось один-два человека. К началу 1980-х большинство сыщиков в стране имели высшее или незаконченное высшее; так, в МУРе все начальники отделений и выше имели вузовские дипломы.

Из дневника Щёлокова видно, что он прекрасно понимает, какие опасности таит профессия милиционера для того, кто ее выбрал. Читаем (21.12.1973, Барвиха):

«Возиться с накипью, человеческими отбросами, мешающими жить другим, несомненно, труд тяжелый, малоприятный в личном плане, хотя и заслуживающий всяческого уважения. Удовольствия от постоянного общения с пьяницами, хулиганами, ворюгами, со всеми разновидностями уголовного элемента мало, и себя не обогатишь тем, что постоянно находишься в этаком „чистилище“. И какое надо иметь мужество, чтобы выработать в себе особый иммунитет от всех этих бацилл, постоянно оскверняющих, разъедающих тебя, чтобы оставаться на высоте, быть бойцом против всей этой скверны, оставаясь человеком в лучшем понимании и значении этого слова».

Союз Фемиды с музами… Что давал этот союз молодому человеку, который хотел стать, предположим, сыщиком?

В уголовный розыск сразу, скорее всего, не поступить (мы говорим о 1970-х, сейчас-то проще, ищут желающих днем с огнем). «Молодого» направляют на работу в медвытрезвитель. Несколько месяцев он учится умению быстро раздевать подобранных на улице алкоголиков. Потом он — в патрульно-постовой службе. Могут участковым предложить. Наконец, если упорно стремится в сыщики, отправляют в милицейскую школу, потом — долгожданный уголовный розыск. И начинается с утра до вечера — воры, убийцы, мошенники, слезы потерпевших, выезды на трупы. В принципе самому сыщику уже нужна психологическая помощь. Он в плену самых мрачных представлений о жизни. От него требуют раскрытия, «палок в отчетности», начальство на него орет, и сам он ловит себя на том, что так же обращается с младшими по должности. Но он не безнадежен. Это поправимо. «Надо чаще общаться с нормальными людьми». Шефствующий над подразделением милиции местный театр присылает билеты на спектакль. На Новый год приглашают с детьми на елку — он не сможет, но дети с мамой сходят. Его отправляют учиться дальше, повышают по службе, направляют в академию… Если у него есть голова на плечах и он действительно предан своей профессии, то вполне может избежать болезни, которая называется «профессиональная деформация». Деформация сознания людей, вынужденных с утра до ночи иметь дело с худшими представителями рода человеческого.

Не панацея. Но другого пути, по-видимому, нет.

Сергей Михайлович Крылов (и тут единомышленник!) прекрасно сформулирует цель, которую ставили перед собой инициаторы этой не всем понятной, порой наивной, странной, с точки зрения партийных чиновников, но такой нужной «культурной революции»: воспитать милиционера, внутренне не способного совершить преступление.

А между тем за контактами руководства МВД с интеллигенцией старшие партийные товарищи наблюдали с большой подозрительностью. Придет время, когда эти контакты начнут объяснять исключительно тщеславием министра, который, дескать, «любил окружать себя представителями творческой интеллигенции». Наверное, любил. Что ж в этом зазорного? Лучше, чем общество «авторитетных предпринимателей». Происходившее тогда в МВД слишком значительно, чтобы объяснять это конъюнктурными соображениями. Все обстояло гораздо глубже и серьезнее.