Александр Филимон - Яков Брюс

Однако шведское правительство продолжало затягивать переговоры.

С мая по июль русская армия и флот вели активные военные действия. Был нанесен значительный урон шведской военной промышленности посредством уничтожения большого количества металлургических заводов. Шведское население было потрясено беззащитностью своей территории.

В июле 1719 года А. И. Остерман был принят королевой Швеции, которая в резких тонах высказалась о действиях русского галерного флота против шведского побережья. В своем ответе Остерман указал, что эти действия пока носят разведывательный характер, поскольку шведские представители не спешат с заключением мира и практически страны находятся в состоянии войны. Остерман напомнил шведскому правительству о жестокостях шведской армии, проявленных ею в русских пределах, «о чем еще как в землях… так и инде жалостные памяти и ныне явны».

Аудиенция показала, что шведы намеренно обостряют переговоры. Королева вручила Остерману новые условия мира, составленные с помощью английских дипломатов. Они носили провокационный характер. А. И. Остерман, ознакомившись с предложениями шведской стороны, заметил, что «они (королева и канцлер) тужить будут о том, что нынешние добрые деспозиции… к миру пропустили…» [96] История Северной войны 1700–1721 гг. / Под ред. И. И. Ростунова. М., 1987. С. 160. . Шведы требовали возвращения не только Финляндии, но и Эстляндии и Лифляндии.

Узнав о новых условиях шведской стороны 6 августа, Петр приказал прервать переговоры.

В Стокгольме ответили, что лучше им всем погибнуть, чем заключить такой невыгодный мир. С соблюдением всех протокольных церемоний Остерман без всякого успеха выполнил данное ему поручение. 6 августа он вернулся и доложил Петру о том, что ультиматум отвергнут. Вся эта процедура предпринималась исключительно для того, чтобы показать искреннее стремление России к миру. А в то самое время, когда Остерман объяснялся с королевой, отряды русских высадились с кораблей на шведский берег в двух местах, севернее и южнее Стокгольма. Шведские войска кое-где пытались оказать сопротивление, но были легко обращены в бегство. В результате рейда разрушению подверглись восемь шведских городов, в том числе самый крупный город после Стокгольма Норчёпинг. Русские войска уничтожили 21 завод, 1363 деревни, различные поместья, склады, много оружия, продовольствия и т. п. Петр приказал сохранять в неприкосновенности церкви и не трогать мирных жителей. Операция носила сугубо демонстративный характер и предназначалась для наглядного доказательства беззащитности Швеции, что и было достигнуто. Непосредственно руководивший десантом генерал-адмирал Апраксин считал, что русские могли вступить и в Стокгольм. В манифесте от имени царя объявлялось, что совершенное русскими нападение служит воздаянием за разорение русских земель войсками Карла XII. Русский посол сообщал из Копенгагена, что, по мнению шведов, они нанесенного ущерба «ни оплатить, ни оценить не могут и говорят, что и в пятьдесят лет поправить невозможно».

Как же действовал английский флот, на помощь которого уповали в Стокгольме? А он под командованием адмирала Норриса находился в Балтийском море и даже пришел к шведской столице, но только тогда, когда русские корабли уже вернулись на свои стоянки. Затем последовала характерная для методов английской дипломатии инсценировка. 9 сентября, через несколько дней после того, как Аландский конгресс по требованию шведской стороны официально прекратился, но русские представители еще не успели уехать к ним, явился курьер от английского посла в Стокгольме Картерета. Он вручил Брюсу два письма на имя царя: одно — от посла, другое — от адмирала Норриса. Брюс ознакомился с содержанием писем и вернул их, сочтя, что они написаны «в непристойных выражениях». Вообще посылка этих писем нарушала все существующие дипломатические нормы и правила. К царю мог непосредственно писать только король Англии или посол, аккредитованный при русском дворе. В письме английского посла в Стокгольме Картерета (в тех же выражениях и то же самое содержалось в письме адмирала) Петру заявляли: «Король великобританский, государь мой, повелел мне донести вашему царскому величеству, что королева шведская приняла его посредничество для заключения мира… Король, государь мой, повелел адмиралу Норрису прийти с флотом к здешним берегам, как для защиты его подданных, так и для поддержания его медиации и что его величество… принял меры, чтобы его медиация получила ожидаемый успех».

Но о каком же успехе могла идти речь, если медиация, или посредничество, поручалась английскому военному флоту? Естественно, что этот наглый ультиматум был с презрением отвергнут Брюсом и никаких реальных последствий не имел. Но эта затея и предназначалась лишь для того, чтобы служить демонстрацией мнимой защиты Англией интересов Швеции.

В 1719–1720 годах резко меняется ситуация в международных отношениях не в пользу России. Напуганные усилением новой державы, западные страны начинают сколачивать антирусскую коалицию. Не только Англия, но и Польша, Дания, Австрия высказываются за объединение вокруг Швеции. Больше того, бывший союзник Петра, только усилиями царя оставленный и восстановленный на престоле Август II, намеревался даже двинуть войска против России в составе объединенной коалиции.

Дипломатическая война могла закончиться для нашей страны плачевно, если бы на престоле не находился Петр I. По поводу союза Швеции с Англией он сразу выразился определенно, что англичане ничем реальным шведам не помогут. Эти слова были подтверждены не только приведенным случаем, в котором принял участие Брюс, но и «участием» английской эскадры в морском сражении у острова Гренгам в 1720 году. Это сражение ознаменовалось разгромом шведского флота русской эскадрой, которая взяла на абордаж четыре корабля. Английская эскадра так и не вступила в сражение, хотя наблюдала за ходом ведения боя.

Это Петр за насмешку так говорил и за то, что Брюс не дал своего согласия на отвод глаз в военном деле. Не мог он забыть своей злобы.

— Правда, говорит, такая Брюсова судьба, чтобы от руки лакея смерть ему была, только все же, говорит, лакея прощать никак нельзя, а то, говорит, и другие лакеи станут убивать своих господ. И потому, говорит, надо сжечь лакея живьем, чтобы другим лакеям пример был.

И сейчас подхватили лакеюшку под мышки, поволокли на площадь. И как притащили, стали жечь: костер огромаднейший разложили и стали поджаривать. А тогда простота-матушка была: ни этой Сибири, ни каторжной работы не знали, а рубили головы да живьем жгли. Этой волокиты и в помине не было. Вот и с лакеем не стали долго хомутаться: сожгли, и дело с концом.