Шарль Голль - Военные мемуары. Единство, 1942–1944

В нашем представительстве в Каире я имел случай познакомиться с многочисленной французской колонией в Египте. Барон Бенуа достойно представлял здесь Францию. Благодаря ему, а также благодаря барону Дево, Рене Филиолю и Жоржу Горсу здесь надежно охранялись культурные, религиозные и экономические интересы Франции вплоть до момента, когда египетское правительство признает Французский национальный комитет. Пресса и радиовещание Египта получали от нашего представителя все необходимые материалы. Большинство французов морально были со мной. В то же время Бенуа, которому мы оказывали энергичную поддержку из Лондона, сумел добиться того, что администрация Суэцкого канала осталась французской, хотя английское морское министерство с удовольствием взяло бы ее в свое ведение. Именно французы обеспечили функционирование канала в течение всей войны немаловажный и достойный похвалы вклад в усилия союзников: ведь морские и сухопутные коммуникации восточного театра, а также грузы, предназначенные для Сирии, Ливана, Палестины, Иордании, — все это проходило через Порт-Саид, между тем как немцы непрерывно бомбили караваны судов и шлюзы. Я решил выступить в Исмаилии с приветствием персоналу канала и посетил маленькую комнатку, откуда Лессепс руководил возведением этого грандиозного сооружения, оказавшегося жизненно необходимым в нынешнюю войну.

Я не ограничился выступлениями перед свободными французами, разъясняя им их задачи, побуждая их к действию, но одновременно обсуждал с английскими союзниками вопросы, вызывавшие разногласия. Черчилль находился в Каире. Мы завтракали вместе 7 августа. «Я приехал сюда, — сказал он мне, — чтобы реорганизовать командование. Тем временем разберемся в наших спорах относительно Сирии. Затем я отправлюсь в Москву. Вы сами понимаете, что мое путешествие имеет большое значение и причиняет мне некоторые заботы». «В самом деле, — ответил я, — речь идет о трех важных предметах. Первый касается только вас. Что касается второго, имеющего отношение ко мне, и третьего, который относится прежде всего к Сталину: поскольку вы, несомненно, собираетесь сообщить ему, что второй фронт не откроется в нынешнем году, то я понимаю ваши опасения. Но вы легко преодолеете их, как только почувствуете, что ваша совесть спокойна». — «Знайте, — буркнул Черчилль, — моя совесть — это славная девушка, с которой я всегда полажу».

Я в самом деле мог констатировать, что Англия продолжает без всякого зазрения совести обсуждать вопрос о Сирии. 8 августа я встретился с Кэйзи, который, хотя и австралиец по рождению, был государственным министром в лондонском правительстве и в этом качестве нес ответственность за состояние английских дел на Востоке. Он сразу же заговорил о настоятельной необходимости провести выборы в государствах Леванта. Я тут же ознакомил с нашей позицией моего симпатичного собеседника. «Французский национальный комитет, — сказал я ему, — решил, что в этом году не будет выборов ни в Сирии, ни в Ливане, поскольку страна, для которой эти территории являются подмандатными, не считает нужным проводить голосование в момент, когда Роммель стоит у ворот Александрии. Разве проводится голосование в Египте, Ираке, Иордании?»

Тут, перейдя в атаку, я по пунктам перечислил английскому государственному министру причины нашего недовольства политикой, которую ведет Англия вопреки заключенным соглашениям. В качестве вывода я сказал ему то, что говорил уже многим по этому же поводу: «Конечно, в данный момент в этой части света вы гораздо сильнее нас. В связи с нашим ослаблением и учитывая те кризисы, которые разразятся в ряде мест — на Мадагаскаре, в Северной Африке, а придет день — и в самой метрополии, еще усугубляя нынешнее критическое положение Франции, — вы, конечно, в состоянии вынудить нас уйти с Ближнего Востока. Но вы не можете достигнуть этой цели, не возбудив чувства ксенофобии у арабов, а в отношении союзников просто воспользуетесь правом сильного. К чему это может привести? Для вас ко все большему ослаблению ваших позиций на Востоке, а для нас, для французского народа, это будет ничем не смываемая обида…» Кэйзи, недовольный моими замечаниями, нахмурился и заверил меня в своих добрых намерениях, одновременно намекнув, что Великобритания несет какую-то высшую ответственность в этой зоне. Во всяком случае, ни в этот день, ни 11 августа, когда я вновь с ним увиделся, он не возобновлял разговора о выборах.

Маршал Смэтс, премьер-министр Южно-Африканского Союза, был в это время также в Каире. У нас с ним состоялась длительная беседа. Выдающийся деятель и приятный человек, не лишенный, впрочем, некоторых странностей, герой борьбы за независимость в Трансваале, превратившийся в главу правительства доминиона его величества английского короля, бур в мундире английского генерала, он обладал всеми качествами, которые требовались для решения проблем нынешней войны. Столица представляемого им государства, Претория, являла собой в высшей степени эксцентричное зрелище, и его страна, где белые и черные жили бок о бок, не смешиваясь, представляла собой арену самых резких расовых конфликтов. Хотя Смэтсу противостояла в стране довольно сильная оппозиция, он при всем том пользовался реальным влиянием в правящих кругах Лондона. Этой привилегией он был обязан не только тем, что в глазах англичан как бы воплощал успех их завоевания, но также своей дружбе с Черчиллем, которого он сумел покорить в течение немногих месяцев в ту же далекую войну, а теперь сам Черчилль старался, пользуясь подходящим случаем, пленить Смэтса.

Премьер-министр Южно-Африканского Союза выразил мне чувство уважения, которое вызывает у него Сражающаяся Франция. «Если бы Вы, де Голль, не привлекли на свою сторону Экваториальную Африку, я, Смэтс, не смог бы удержаться в Южной Африке. Ибо достаточно было Браззавилю поддаться духу капитуляции, как наступила бы очередь Бельгийского Конго, а после его падения известные элементы в моей стране, которые осуждают наше участие в войне на стороне англичан, несомненно взяли бы верх и вступили бы в сотрудничество с государствами оси. Немецкая гегемония утвердилась бы повсюду на пространстве от Алжира до мыса Доброй Надежды. Уже тем, что Вы совершили в районе озера Чад и на Конго, Вы оказали большую услугу нашей коалиции. Для всех нас важно, чтобы Ваша власть распространилась теперь на все заморские владения Франции и, как я надеюсь, вскоре на саму Францию». Я поблагодарил маршала Смэтса за его любезный отзыв о нас, отметив вместе с тем, что другие союзники, по-видимому, не во всем разделяют это мнение. В доказательство я сослался на активность англичан в Сирии и Ливане, а затем на события на Мадагаскаре и, наконец, напомнил о предстоящей кампании англичан и американцев в Северной Африке, где они старались установить власть, но только не мою.