Иван Сабило - Крупным планом, 2006[роман-дневник]

Я в течение десяти лет был членом Издательского совета при администрации Петербурга. И сказал, что, например, в прошлом году на книгоиздания он выделил 12 млн. рублей. Было поддержано около ста издательских проектов. Хорошо бы опытом Петербурга воспользоваться в Москве. И ушёл. Торопился в СП России, где состоялось представление только что вышедших в издательстве «Вече» четырёх книг под общим названием «В. Пикулю посвящается». Я один из авторов, мне наряду с другими предоставили слово:

— Здесь уже говорили об особой роли в жизни Валентина Пикуля его жены, друга, ныне вдовы Антонины Ильиничны Пикуль (она присутствовала на вечере). Многие годы она занимается творчеством мужа, изданием и переизданием его произведений. И сама написала несколько книг о нём. За её литературный труд, за её вдовий подвиг мы в Петербурге приняли её в Союз писателей России. Это было 11 лет назад. А в 1996 году мы вместе с ней открывали мемориальную доску Валентину Саввичу Пикулю на доме № 16 по 4-й Красноармейской улице в Петербурге. После её выступления я сказал: «Есть редкая порода женщин, которые верны своим мужьям и после их смерти. К ней принадлежит Антонина Ильинична, вдова писателя. Сегодня я хочу назвать ещё нескольких женщин: прежде всего Анну Григорьевну Сниткину — жену Фёдора Достоевского, Людмилу Владимировну Крутикову — жену Фёдора Абрамова, жену Виктора Курочкина — Галину Ефимовну, жену Радия Погодина — Маргариту Николаевну, жену ГлебаГорышина — Эвелину Павловну Соловьёву. Это женщины, про которых уже сейчас можно писать книги».

После всех выступлений, когда открылись «кулуары», ко мне подошла Людмила Яковлевна Колоярцева — двоюродная сестра В. Пикуля. Попросила, чтобы я подписал один из томов, где помещено моё обращение к Антонине Ильиничне по случаю 50-летия творческой деятельности Пикуля, что я и сделал с большим удовольствием. А она — то же самое на моём томе.

Обменялись телефонами. Я любовался её светлым лицом, высокой причёской, всею дородной статью. На неё бы равнялись нынешние модницы, вместо того чтобы голодать до скелетоподобия.

По дороге домой думал о своей петербургской писательской организации — каково там моим коллегам под руководством Бориса Орлова? И пришла мысль — провести в Москве, в МСПС вечер питерских писателей. Пригласить одного-двух прозаиков и трёх-четырёх поэтов вместе с «Невским альманахом» и его главным редактором Владимиром Скворцовым. Заранее предложить московским критикам и писателям посмотреть книги приглашаемых писателей, ознакомиться с «Невским альманахом» и устроить творческий вечер. А потом напечатать в «ЛГ» отчёт о вечере. Затем через какое-то время — другую группу, чтобы у них был выход на Москву и чтобы литературная Москва знала, что происходит в литературном Петербурге.

Позвонил Борису Орлову, предложил показать питерских писателей москвичам. Он сразу согласился и даже заявил, что дорогу писателям может оплатить Владимир Скворцов. Решили с датой проведения пока не торопиться, но материалы для прочтения москвичами готовить.

30 марта. Позвонил Аврутин, напомнил о важности планируемой встречи. Я ответил, что приеду вместе с Иваном Голубничим. Вскоре он снова позвонил — сказал, что разговаривал со статс-секретарём СП России Ларисой Барановой-Гонченко. Она настаивает на поездке от СП России трёх человек — Сергея Котькало, Владимира Силкина и её самой. И категорически против Голубничего.

— Она против, а я — за.

Вечером два события: в ЦДЛ — обсуждение новой книги Владимира Карпова «Танец единения душ». Название вычурное, а книга хорошая, сотканная из тонких чувств, с глубоким проникновением в суть жизни.

Затем в музее Маяковского — представление новых номеров журнала «Российский колокол». Читал в № 6/2GG5 «Из дневника» С. Есина. Пишет подробно. Видны характеры. События, которых он касается, вполне заурядные, но трогают своею какою-то ущербностью и необязательностью. Все они, как правило, либо от нашей бестолковости, либо от чьей-то глупой, злой воли. И никто никого не хочет понимать и слушать. Обречённый мы народ, если не возродим этику отношений.

Забавно С. Есин пишет о встрече во Франции наших литераторов с Президентами Шираком и Путиным. Забавно — об Александре Кушнере, который боялся, что ему Президенты не пожмут руку, как другим, и сам бросился для пожатия. Я живо представил себе Александра Семёновича — маленького, постукивающего дамскими каблуками. И чего суетиться? Ты же поэт!

В Малый зал ЦДЛ я вошёл первым и долгое время был один. Явился некто второй, близкий мне по возрасту, с красным лицом. Сел рядом. И сразу:

— Молодец Владимир Карпов: Герой Советского Союза, боксёр, разведчик, писатель. Вот ещё одну книгу написал. Жаль, я не достал её, не прочитал.

Он взял у меня книгу, чётко произнёс:

— «Танец единения душ». Странное для Карпова название. У него же «Взять живым», «Вечный бой», «Маршальский жезл». Про разведчиков.

— Здесь другой Карпов. Тот — Владимир Васильевич, а этот — Владимир Александрович.

— Ах, вот что! За всем не уследишь. Так много теперь писателей. Большое литературное хозяйство, а завхозов, то есть критиков, нет. А те, что есть, пишут за деньги, обслуживают бездарей. Да, критиков нет и уже не будет. Умирает критика. Хорошо, что я не критик, а то бы тоже умер.

— А кто вы?

— Читатель. Я люблю читать. И следить за молодыми, как они развиваются и кем становятся. Есть у меня один молодой, так он за четыре года выпустил то ли тридцать, то ли сорок книг стихов. И каждую тиражом 50 экземпляров. И говорит, что не собирается делать книжки на продажу, а дарит их самому себе и своим близким. И вполне удовлетворён. Тем более что его близкие никогда не говорят ему дурных слов о его книгах.

— Логично, — сказал я, благодарный своему собеседнику за этот готовый характер.

Пришёл Владимир Карпов. Здороваясь с ним, я сказал, что мне нужно ещё в музей Маяковского, и попросил дать мне слово в «первых рядах».

Я начал с того, что Карпов, судя по его книге, принадлежит к немногочисленной породе писателей-пешеходов, которые могут заметить и росинку на траве, и раннюю морщинку на лице двадцатилетней девушки. Он сочувствует нашей бывшей стране, её людям, её жертвам и её героям. Он понимает, что отомстить истории невозможно, как невозможно свести счёты с прошлой жизнью. У истории можно только учиться, беря из неё хорошее и сожалея о том, что в ней не столь хорошо.

Сейчас в ходу литература не героев, не образов, не характеров, а функций. Этот — убийца, этот — следователь, этот — прокурор, эта — проститутка. Кто они, откуда родом, кто их родители, как и почему они пришли к жизни такой — нам, в силу авторского убожества, знать не дано.