Герман Нагаев - Конструктор Шпагин

Егор отличался большим терпением. Он учился, всматривался, вслушивался и день ото дня набирался опыта. А дни проходили в тяжелых трудах и тревогах. Домашние писали, а от Антипа не было никаких вестей. «Наверно, погиб Антип, — думал Егор и сокрушенно вздыхал, — а от чего погиб — подумать страшно. Оружия настоящего не было… Эх, Россия, Россия, неужели у тебя нет мастеров, чтобы придумать свои пулеметы? Неужели ты беднее немцев умельцами да изобретателями?!»

Мысль об этом частенько тревожила Егора, бередила его сердце. И однажды, не удержавшись, он спросил об этом мастера.

— Эх, Егор, садовая твоя голова. У нас такие мастера водятся, что немцам и не снилось. Сказывают, не только пулеметы, но даже автоматические винтовки умеют делать. Говорят, в Туле был мастер Двоеглазов, так тот, по рассказам, еще лет за двадцать до японской войны автоматическую винтовку придумал. Ну да только немцы, что были в управителях завода, не позволили ему довести дело до конца.

— А почему же?

— А невыгодно им было, боялись, как бы это оружие да не обернулось против них.

— Интересно, что же это за люди такие, которые оружие изобретают?

— Самые разные… Вот Мосин, что трехлинейку изобрел, тот, говорят, ученый был, Михайловскую академию кончил, а потом, сказывают, дослужился до генерала. А Двоеглазов — рядовым мастером был. Вот и суди сам. Тут, братец мой, талант нужен. А талант… он в каждом может быть. Вот тряхни тебя, а он, может быть, в тебе и сидит. Талант не виден глазу, его ни ты, ни я, ни генерал не заметят. А когда надо — он сам себя покажет.

— А что эта за штука такая — талант?

— Это, братец мой, трудно объяснить. Это вроде как бы способность к чему-то особенная. Ну да об этом в другой раз поговорим, а то мне некогда…

Егор проработал в армейской мастерской около года. Многое узнал, многому научился, а бородач и его приятели все еще смотрели на него, как на мальчишку. Но после одного случая все переменилось.

Как-то Дедилов пришел в мастерскую взволнованный, собрал лучших мастеров и говорит;

— Меня сейчас в штаб армии вызывали. Какой-то генерал из Ставки приехал, а у него пистолет отказал. Велели починить, дали два часа сроку. Кто возьмется за эту работу?

— А ну-ка покажь, — сказал бородач и протянул мастеру огромную пятерню. Дедилов достал из кармана маленький вороненый пистолет.

— Это не револьверу чета — автоматический!

— Первый раз такую игрушку вижу, — сказал бородач, повертел в руках и подал Дедилову. — Нет уж, уволь, Яков Васильевич. Если б не генеральский, может, и починил бы, а этот… Ну его к лешему… Сделай что-нибудь не так — и загремишь в окопы…

— Дай побачу я, — попросил Евтушенко. Он вынул обойму, посмотрел, как действует курок, спусковой механизм, и подал обратно.

— Ни, це не для мене.

Поглядели и другие мастера.

— Надо бы разобрать, присмотреться, а вдруг потом не соберешь, как надо. Штука замысловатая… Может, пулеметчики починят?

— Дайте мне посмотреть, Яков Васильевич, — попросил Егор.

— Ишь, профессор объявился, — захохотал бородач, — из носу солдат ногу кажет, а он туда же.

— На, на, полюбуйся! — с улыбкой сказал мастер.

Егор взял пистолет и на глазах у всех начал его разбирать.

— Да ты что, оголтелый, в уме ли?! — закричал на него бородач. — Якова Васильевича, щенок, подвести можешь!

Егор молчал и спокойно продолжал разбирать пистолет, кладя детали на верстак одна к другой.

— Яков Васильевич, да отбери же ты у него, черта, Христа ради…

— Ничего, ничего, пусть разбирает, может, и сообразит малый, что к чему.

Мастеровые столпились вокруг, замерли. Егор, чувствуя на себе жгучие взгляды, не поднимал глаз, но ощущал, что на лбу выступают капельки пота. Он проверил взаимодействие частей механизма; все как будто было на месте, все правильно, а спусковой крючок не работал. Егор стал вынимать боек. Пружина выскочила и полетела под верстак. Егор потянулся за ней и рукавом смахнул детали. Они со звоном посыпались на каменный пол и раскатились в разные стороны.

— Ну вот, говорил я, — сказал бородач, — теперь все смешалось, не соберет. Доверили мальчишке такую штуку.

— Идите вы все к черту, — с гневом закричал Егор и, собрав детали в фуражку, выбежал из мастерской…

Прошло около часу. Мастер несколько раз наведывался, спрашивал, не пришел ли Егор.

— Как в воду канул, Яков Васильевич, уж мы где ни искали.

Мастер вздохнул:

— Да, дело может обернуться плохо… У пулеметчиков не спрашивали?..

— Как же, три раза ходили туда, говорят, и не показывался.

— Может, в казарме скрывается?..

— И там нет.

— Да куда же он сгинул?!

— Вот я, — послышался от двери звонкий голос Егора. — В кузнице был и отремонтировал ваш пистолет, как надо, можете поглядеть.

Дедилов взял пистолет, взвел курок, нажал на спусковой крючок. Пистолет глухо щелкнул. Все притихли. Мастер несколько раз проделал то же самое.

— Глядите, ребята, работает, как часы! Сам починил?

— А кто же еще! — с обидой сказал Егор.

— Ну если так, молодцом, хвалю! — Мастер подошел к Егору и, крепко обняв его, поцеловал в щеку.

В мастерской, где трудился Шпагин, работало больше двухсот солдат. Почти все они до армии были рабочими и всей душой ненавидели царизм. При первых залпах «Авроры» солдаты-мастеровые, руководимые местным Ревкомом, взялись за оружие и арестовали воинское начальство.

— Вся власть Советам!

— Да здравствуют Советы рабочих и солдатских депутатов!..

Городок ликовал.

Мастерские стали работать на революцию.

Шпагин был взбудоражен, как и другие. Он с восторгом воспринял бурные, революционные события. И хотя он еще ясно не представлял, что именно случилось, душой чувствовал, что революция несет счастье трудовому народу, и радовался великим переменам. Его тянуло домой, в деревню, где тоже ломались старые уклады жизни.

Когда объявили о демобилизации, к нему пришел мастер Дедилов.

— Ну что, Егор, куда едешь?

— Домой, там ждет меня невеста.

— Жениться всегда успеешь, а вот приобрести хорошую профессию — не всякий раз удается.

— Теперь революция, теперь все пойдет по-другому.

— Вот и я об этом… Давай катнем с тобой в Тулу. Возьму тебя к себе в дом, будешь мне сыном.

У Шпагина навернулись на глаза слезы.

— Спасибо, Яков Васильевич, может, я и приеду, только наперед охота дома побывать, со своими свидеться.

— Ладно, езжай домой, а там гляди, прикидывай. Только если надумаешь в Тулу, завсегда приму тебя как сына. По всему вижу — быть тебе оружейником! И фамилия тебе дадена оружейная — Шпагин!.. Это, брат, понимать надо.

— Верно, Яков Васильевич, тянет меня к этому делу. Да и к вам я привык — расставаться тяжело.