Николай Кузнецов - Крутые повороты: Из записок адмирала

За годы Великой Отечественной войны по военным делам с Верховным Главнокомандующим чаще других встречался маршал Г.К. Жуков, и лучше едва ли кто может охарактеризовать его, а он назвал его «достойным Верховным Главнокомандующим». С этим мнением, насколько мне известно, согласны все военачальники, коим приходилось видеться и встречаться со Сталиным. Правда, следует оговориться, что, соглашаясь с такой оценкой Верховного, у всех возникал вопрос: почему им были допущены просчеты с началом возможного нападения на нас фашистской Германии и не были приняты все меры по повышению готовности? Но сейчас речь идет о поведении Сталина на конференциях и его умении отстаивать интересы государства.

Убедительным доказательством успешности переговоров являются принятые и зафиксированные решения. Это хорошо всем известно, и повторяться нет нужды. Осмелюсь только утверждать, что интересы Советского Союза защищались успешно как на Западе, так и на Востоке.

Попытаюсь вспомнить и пояснить стиль работы и поведение Сталина лишь на отдельных примерах, прежде всего касавшихся Военно-Морского Флота и, стало быть, меня.

Перед началом Крымской конференции я ожидал, что высоких гостей встречать будет лично Сталин. Однако он, прибыв за два дня до начала конференции, оставался в Юсуповском дворце и на аэродром не выезжал. Рузвельта и Черчилля встречал В.М. Молотов.

Над этим я задумывался в те дни и теперь, когда пишутся эти строки. Пришел к выводу, что не что другое, как желание обеспечить успех в переговорах, руководило Сталиным поступить так, а не иначе. Ведь позади оставались тяжелые для советского народа годы войны с фашистской Германией и упорное затягивание союзниками сроков открытия второго фронта. К началу конференции наши Вооруженные Силы уже вынесли всю тяжесть борьбы и быстро продвигались вперед, чтобы по настоятельной просьбе Черчилля помочь попавшему в трудное положение в Арденнах Монтгомери. [60]Сталин имел основания занять заслуженную и достойную позицию при решении с Рузвельтом и Черчиллем весьма сложных и спорных вопросов. Возможно, были какие-то и другие причины, но я делюсь только своими размышлениями.

Как известно, перед конференциями Черчилль и Рузвельт обычно совещались и вырабатывали общую линию поведения. Сталину предстояло одному против двоих отстаивать свою точку зрения. Учитывая, что более ярым и старым противником Советского Союза был Черчилль, Сталин избрал тактику добиваться договоренности с одним из двух собеседников, чтобы потом легче приходить к общему согласию. У меня сложилось впечатление, что Сталин симпатизировал Ф. Рузвельту, который, в свою очередь, уважал Сталина. Если Черчиллю на встречах двух западных союзников удавалось склонить Рузвельта на сторону англичан, то в ходе совещаний «большой тройки», как показывают документы, Черчилль вынужден был соглашаться с согласованными предложениями Сталина и Рузвельта.

Желанием Сталина прийти к единому мнению с американским президентом, где можно, уступив ему и добившись уступок с его стороны, я объясняю встречу Сталина и Рузвельта в нашем посольстве в Тегеране, предоставление Рузвельту кресла председательствующего на открытии Ялтинской конференции и Трумэну [61]в Потсдаме. Этот тактический прием в дипломатии, по-моему, сыграл немаловажную роль в формулировках решений, принятых в Ялте и Потсдаме. Главными козырями у Сталина были, конечно, победы, одержанные нашими войсками к началу 1945 года на Западе, и готовность выступить против Японии, о чем настойчиво просили американцы. Только после войны некоторые фальсификаторы истории пытались объяснить отсутствие в этом необходимости, но факты вещь упрямая. Я вспоминаю, с каким удовлетворением слушал Сталин доклад генерала армии А.И. Антонова на первом же пленарном заседании в Ялте, и нетрудно было представить, какую силу чувствовал за собой глава советской делегации, когда лишь только с 12 по 15 января на фронте от Немана и до Карпат протяженностью более 700 км наши войска продвигались в среднем на 25—30 км в сутки.

Сталин это умело использовал в спорах относительно будущего Германии или Польши. Обладая отличной памятью, он держал в голове много различных цифр и данных, которыми аргументировал свою точку зрения.

Спокойный и выдержанный, в форме Маршала Советского Союза, Сталин представлял здесь свою страну на дипломатическом поприще. Понимая, что имеет дело с представителями другого по классу лагеря, он старался не дать себя обмануть. Так, опытный политик Черчилль не всегда говорил искренне, и тогда Сталин вежливо, но определенно давал отпор. Когда однажды на одном из приемов в Юсуповском дворце Черчилль поднял тост и сказал, что он «возлагает свои надежды на президента США и на маршала Сталина, которые, разбив наголову противника, поведут нас на борьбу против нищеты, беспорядков, хаоса и гнета», и туг же добавил, что считает жизнь маршала Сталина «драгоценным сокровищем» и что он, Черчилль, шагает по земле с большой смелостью, сознавая, что «находится в дружеских и близких отношениях с великим человеком, слава о котором прошла не только по всей России, но и по всему миру» (это было за год до известной фултонской речи Черчилля), то тогда Сталин счел нужным в своем ответе показать, что он не верит Черчиллю. «Я хочу выпить за наш союз. В борьбе союзники не должны обманывать друг друга. Быть может, это наивно, — продолжал Сталин, — и опытные дипломаты могут сказать: «А почему бы мне не обмануть моего союзника?» — но я, как наивный человек, считаю, что лучше не обманывать своего союзника, даже если он дурак». Видимо, У. Черчилль понял прозрачный намек Сталина, что тот не всему сказанному верит и что пытаться рассчитывать на него как на простака дело бесполезное…

Крупные недостатки являются неоспоримым фактом в деятельности Сталина, но говорить только о них было бы неправильно и необъективно. Неверно забывать об огромном труде и работе, проведенной в те годы. Как неправильно приписывать все достижения какому-нибудь одному человеку, так ошибочно налагать на него одного и вину за все ошибки. Еще было бы неправильнее, скажем, успехи отнести к одним, а недостатки, только недостатки, приписывать другим. Ведь происходило же все одновременно. Все гораздо сложнее. Недостатки и даже преступления совершались на фоне огромной работы огромного количества людей — руководителей всех рангов и степеней, как и хорошие дела делались общими усилиями.

Говорить о культе личности Сталина и вредных последствиях его нельзя оторванно от всего остального, что происходило в жизни, и от многих людей, которые в разной степени проявляли активность и участвовали во всем этом.