Николай Кузнецов - Крутые повороты: Из записок адмирала

Но особенно ярко Н.Г. Кузнецов проявил себя в Константинополе, куда в мае 1927 года с визитом пришли крейсер «Червона Украина» с тремя миноносцами для сопровождения в Афганистан Амамула-хана В один из вечеров старший помощник командира М.М. Оленин с группой командиров были приглашены турецкими офицерами на дружеский вечер. За старпома остался старший вахтенный начальник Н.Г. Кузнецов. И представьте наше удивление, когда, возвращаясь ночью на корабль, мы увидели крейсер стоящим на рейде совершенно без огней, на палубе, видимо, были разнесены пожарные шланги, ибо с бортов лились струи воды, из трубы вылетали крупные искры, и видно было, как по палубе метались темные фигуры моряков. На катере воцарилась гробовая тишина. Старпом Оленин мрачно произнес: «Неужели командир затеял ночью пожарную тревогу, да еще в Турции…» Не верилось, но что-то страшное случилось. На крейсере в тот день поздно вечером вспыхнул пожар в кочегарке рядом с <���…> Горшков тоже был на берегу, за него остался трюмный механик Н.Л. Лобановский. Н.Г. Кузнецов, услыхав пожарную тревогу, немедленно кинулся в кочегарку и стал принимать решительные меры по ликвидации пожара. Затем вызвал боцманскую команду и сумел быстро накрыть чехлом трубы, чтобы прекратить доступ воздуха к месту пожара. Перегородки соседнего артпогреба сильно нагрелись, угрожая взрыву боезапаса. Н.Г. Кузнецов не растерялся и приказал немедленно включить орошение. Температура переборки стала падать, и вскоре пожар вообще прекратился. Н.Г. Кузнецов приказал форсировать введение второго котла, и через короткое время свет вновь оживил корабль. Убрали шланги и приступили к приведению труб в порядок. Они от пожара, конечно, потеряли свой обычный блеск, покрылись обгорелой краской. Утром все сияло чистотой, а турки так и не узнали о нашем пожаре, приписав почти часовое затемнение обычной учебной тревоге. Это происшествие подняло авторитет Н.Г. Кузнецова в глазах всего личного состава главным образом за быстроту, смелость и решительность всех правильных действий.

Осенью 1929 года мы участвовали в большом учении флота в районе Одессы. На корабле присутствовали народный комиссар обороны К.Е. Ворошилов и еще ряд высокопоставленных военных деятелей. По ходу учения нужно было быстро спустить баркас, посадить в него десант и высадить у Дофиновского лимана. Командир поручил это осуществить Н.Г. Кузнецову. На мостике находился К.Е. Ворошилов с сопровождающими его начальниками, которые внимательно следили за всеми действиями Николая Герасимовича. Погода была не бурная, но с моря шла волна, крейсер без хода качало, и спустить баркас, посадить в него несколько десятков моряков с оружием было далеко не просто. Но Н.Г. Кузнецов с этой операцией блестяще справился. Когда он вернулся с берега, его вызвал на мостик К.Е. Ворошилов, и мы все видели и слышали, как он, пожав Н.Г. Кузнецову руку, сказал: «Товарищ Кузнецов! Вы уже стали опытным моряком, операцию провели успешно. Благодарю вас и передайте благодарность краснофлотцам!»

После учения все начальство съехало с корабля, и мы вошли в одесский порт. За день до ухода домой в Севастополь была получена телеграмма из Москвы о том, что Н.Г. Кузнецов принят в Военно-морскую академию и ему разрешалось срочно выехать в Ленинград прямо из Одессы. Вечером все командиры собрались за чаем в кают-компании, организовав таким образом нечто вроде прощального ужина.

Николаю Герасимовичу сказано было много теплых слов, пожеланий, вспоминали разные интересные комические и трагические случаи из нашей совместной службы на крейсере. Поздно вечером, провожаемый всеми командирами крейсера и краснофлотцами роты, которой командовал Н.Г. Кузнецов, он, очень растроганный, покинул корабль. Все мы ясно видели, какое искреннее расположение и любовь снискал к себе Николай Герасимович.

Я задумался над тем, чем он этого достиг, что особенного сделал? После отъезда Н.Г. Кузнецова мы часто по вечерам вспоминали его и по-разному судили. Создалось общее мнение, что Николай Герасимович был очень прост с людьми, бесхитростен, правдив. Он всегда был готов в большом и малом помочь и помогал товарищам во всем. Н.Г. Кузнецов не умел и не пытался хоть как-нибудь подхалимничать перед начальством или заискивать перед подчиненными. Он мог быть и груб в разговоре с товарищами, но я ясно видел и чувствовал, что это была какая-то искренняя, теплая грубость, и обижаться на нее никто не мог. Больше того, он не боялся и возражать начальству, если чувствовал себя правым. Как-то на одном из учений присутствовал командующий флотом Орлов. Крейсер должен был развить полный ход. Корабль дрожал всем своим корпусом, стрелка указателя скорости ползла вверх и остановилась на цифре 30. Орлов обратился к командиру дивизиона: «Товарищ Шельтинга, это что — предел скорости?» Не подумав или забыв, он сразу ответил: «Так точно». Рядом на мостике стоял вахтенный начальник Н.Г. Кузнецов. Орлов задумался и обратился к нему: «Товарищ Кузнецов, а вы, помнится, на партсобрании говорили, что дали 31 узел, ведь один узел в бою может сыграть решающую роль, комдив забыл или я не понял его?» Николай Герасимович, не смутившись, своим четким волевым голосом ответил Орлову: «Так точно, командир дивизиона, видимо, ошибся, крейсер может 31 узел». Орлов снисходительно посмотрел на Шельтингу, ничего не сказав. Через несколько минут стрелка прибора полезла на 31-й узел. Н.Г. Кузнецов не побоялся испортить отношения с комдивом и доложил правдиво. И подобных случаев я мог бы вспомнить множество. Эта прямота высказывания своих мыслей была основной чертой его характера и, к сожалению, в дальнейшей его службе только портила отношения с начальством, которое не хотело вникнуть в существо дела.

Через год после Н.Г. Кузнецова я тоже поступил в академию, и мы опять встретились с Николаем Герасимовичем. Он пользовался у преподавателей и слушателей большим уважением, его смелые высказывания по различным теоретическим вопросам военно-морского дела вызывали интерес, несмотря на то, что он был только слушателем академии.

Французский язык Н.Г. Кузнецов, В.А. Алафузов и я изучали вместе у француза месье Гобара. Он очень был доволен успехами Николая Герасимович, поругивая меня и Алафузова за нашу якобы леность.

После окончания академии мы снова были направлены на Черное море. Н.Г. Кузнецов по его личной просьбе был назначен старшим помощником командира крейсера «Красный Кавказ». Конечно, он мог бы проситься и на другую должность, но Николай Герасимович хотел пройти всю корабельную службу строго последовательно. Служил он очень хорошо и инициативно, командир крейсера Заяц ему во все доверял, предоставив полную самостоятельность.