Николай Великанов - Мерецков

В канун нового, 1942 года на Волховский фронт прибыл начальник артиллерии Красной армии Н.Н. Воронов.

Писатель Станислав Гагарин в документальном романе «Мясной бор» пишет, что начальник артиллерии прилетел утром. В комнате комфронта шло совещание. На нем, кроме членов Военного совета, работников штаба, присутствовали командиры частей и соединений. Бурно обсуждалось сложившееся положение перед предстоящим наступлением. Выделялся резкий голос армейского комиссара Мехлиса, он говорил громко, не признавая полутонов, как не признавал и полумер.

Генерал армии Мерецков сидел во главе стола, за которым разместились командиры частей. На появившегося в дверях начальника артиллерии Красной армии он удивленно вскинул глаза, и Воронов понял, что Ставка не предупредила командующего фронтом о его приезде.

Кирилл Афанасьевич встал, чтобы приветствовать гостя, но тут из-за стола выскочил Мехлис и, не здороваясь, закричал:

— Ага, вот он, главный виновник, мать его так! Прислал, понимаете, артиллерию, которая ни к… не годится. Как прикажете стрелять без оптических прицелов, товарищ Воронов? Форменное вредительство! Ни одного телефонного аппарата в батареях… Это же настоящий бардак!

Командующий фронтом поднял руку, призывая Мехлиса успокоиться, а сам сокрушенно взглянул на Воронова, как бы говоря: хоть я и хозяин здесь, но Лев Захарович — представитель «самого». Воронов своеобразную, мягко говоря, натуру Мехлиса знал хорошо. Не обратив ни малейшего внимания на его выпад, он прошел к Мерецкову и пожал ему руку. Тут командующий фронтом счел возможным поддержать Мехлиса:

— Действительно, Николай Николаевич, нехорошо получается… Пятьдесят девятую бросаем в наступление, а в некоторых батареях передков нет. О приборах и телефонах ты уже слышал.

— Вот-вот! — опять закричал Мехлис. — Сам явился… Посмотрим, как он оправдываться будет!

Воронов перевел взгляд на него и молча, в упор посмотрел ему в глаза, зная, что это единственный способ заставить его успокоиться. Мехлис, не выдержав, отвел взгляд, буркнул что-то неразборчиво, демонстративно отодвинулся от стола.

— Давайте не все сразу, — сказал Воронов. — Готов подвергнуться экзекуции, но сначала разрешите мне промолвить слово…

Люди, теперь стоявшие вокруг стола, заулыбались. Мерецков пригласил прибывшего гостя сесть рядом.

— Приехал к вам по приказу Ставки, — начал Воронов. — Очень там обеспокоены тревожными сигналами. Прислали меня разобраться. Для начала введите в курс событий. Вашей операции придают в Ставке большое значение. Так мне и поручено передать Военному совету фронта.

Никто этого Воронову не поручал. Его ночью поднял с постели звонок Василевского, который сказал, что Мерецков с Мехлисом оборвали телефон Ставки, жалуясь Сталину на нелады с артиллерией. Пусть Воронов разберется, это приказ Сталина. «Мехлису я верю, — передал Василевский слова Верховного. — Если он так беспокоит меня, значит, дело серьезное…»

Николай Николаевич этой же ночью поднял необходимых людей и к утру выяснил, что 59-я армия генерал-лейтенанта Галанина прибыла на Волховский фронт из резерва Ставки. «Дела… — подумал Воронов. — Целую армию переводят из тыла на фронт, а начальник артиллерии узнает об этом последним». Ставка торопила со сроками наступления на Волхове, и 59-ю спешно отправили на передовую, лишь частично укомплектовав ее вооружением. «Остальное получите на фронте», — сказали командарму. Вот и получилось так, что эшелоны с людьми двинулись на запад, а техника и оружие продолжали идти на восток, откуда уже снялись полки и дивизии армии. Надо было срочно искать грузы на промежуточных станциях, изменять маршруты составов. На все это требовалось время, а времени было в обрез. 59-я армия прибыла на волховские позиции без артиллерийского обеспечения…

— И со второй ударной, — рассказывал теперь Кирилл Афанасьевич, — такая же история… Артиллерия у нее укомплектована приборами, но с боеприпасами очень туго. К Новому году получили всего четверть боекомплекта. Мало продовольствия и фуража. Но эти грузы постепенно прибывают, а вот прицелы и телефоны…

— Уже доставлены, — перебил его Воронов. — К сведению присутствующих здесь командиров артчастей! Средства связи и артприборы можете получить на станции Будогощь. Они уже там.

Все недоверчиво зашумели.

— Липа, — сказал Мехлис. — Я вчера там был. Ничего нет…

Он повернулся к начальнику тыла. Тот закивал, потом посмотрел на Воронова и развел руками.

— А вы сами поезжайте, — сказал начальник артиллерии РККА. — Как-никак я здесь у вас представитель Ставки, мне слова на ветер бросать негоже.

Он знал, о чем говорит. Еще в Москве, выяснив обстановку и поняв, что ему надо взять на себя функции «скорой помощи», ведь никто не знал, когда прибудут необходимые грузы для 59-й армии, Воронов приказал немедленно загрузить несколько вагонов телефонными аппаратами, полевым кабелем, другими средствами связи, не забыл и про артиллерийские приборы наблюдения и стрельбы. С этим и отправился на Волховский фронт.

— Отправляйтесь на станцию, — приказал Мерецков артиллеристам и снабженцам. — Совещание закрывается.

Командиры поднялись и стали выходить из комнаты. Первыми покинули ее артиллеристы. Остались члены Военного совета, среди них и начальник штаба фронта Г.Д. Стельмах. Мехлис держался поодаль. Воронова армейский комиссар не то чтобы не любил, по отношению к людям у Льва Захаровича не было этого чувства. Но этого человека ценил Сталин и доверял ему, что было для Мехлиса высшим мерилом. Потому-то он как бы побаивался Воронова, а теперь даже несколько сожалел, что набросился на него с руганью. Хотя они оба представители Ставки, но сейчас он постоянный представитель здесь, на Волховском фронте, а Воронов прибыл со специальным заданием и по особой иерархии, которую установил для себя Лев Захарович, хоть и на полранга, а вроде выше его.

— А у меня для товарища Мехлиса письмо, — сказал, доброжелательно улыбаясь, Николай Николаевич, будто и не было недавнего на него наскока. — От Верховного главнокомандующего. Лично.

Мехлис быстро взял пакет и тут же исчез в боковой двери. Мерецков и Воронов переглянулись. Кирилл Афанасьевич смотрел встревоженно, но Воронов ничего не знал о содержании письма и пожал плечами.

— Перекусим с дороги? — предложил комфронта.

— Это можно, — согласился гость.

Кирилл Афанасьевич попросил Стельмаха организовать завтрак. Григорий Давыдович вышел, чтобы распорядиться, а в комнате возник Мехлис. Вид у него был недоумевающий: в конверте на свое имя он обнаружил второе письмо, которое предназначалось Мерецкову.