Инна Симонова - Федор Чижов

Чтобы наиболее эффектно изобразить «невиданную доселе игру красок и света в подводном мире», Чижов настоятельно советовал Репину отправиться в Неаполь, где в это время находился самый большой в мире аквариум. Его владелец — Антон Дорн, основатель Неаполитанской зоологической станции — приходился зятем близкому приятелю Чижова, оренбургскому и саратовскому губернатору Егору Ивановичу Барановскому. Федор Васильевич обещал снабдить Репина рекомендательными письмами, гарантировал ему свободный доступ к натуре, предлагал деньги на расходы, связанные с выездом в Италию, и квартиру по приемлемой цене.

Илья Ефимович был тронут добрым участием Чижова в его работе. «Поездка в Неаполь привела его в восторг, — извещал Поленов о реакции друга, — он сейчас же хотел собраться и катить, без всякой гордости приняв предлагаемую Вами помощь. Но, рассудив более холодно вопрос, он стал колебаться… <���Безусловно,> относясь честно к работе, необходимо воспользоваться таким богатым материалом, как неаполитанский аквариум. Но так как желание вернуться в Россию у нас теперь заглушает все остальное, то он боится не кончить к предполагаемому сроку [648] К лету 1876 года. , хочет сначала заручиться временем. Во всяком случае, он очень благодарит Вас за Ваше к нему расположение и на днях будет писать Вам, дорогой дядя…» [649] Там же. С. 191–192.

Чижов был крайне расстроен нерешительностью Репина, вызванной, скорее всего, его щепетильностью в денежных делах. «Очень мне жаль, — отвечал он Поленову, — что Репин не решился пожить в Неаполе; ну, по крайней мере, съездил бы туда на недельку… наделал бы этюдов… Уговори его, пожалуйста, и представь ему то, что нам, людям трудящимся, не только не хорошо, а гадко смотреть на помощь собрата по труду как на какое-то вспоможение. Слава Богу, мой труд награжден с лихвой, но я не даю решительно никакой цены деньгам, кроме той, какую они заслуживают, как средство, быть полезным…» «Потолкуй хорошенько с Репиным, употреби все свое красноречие, — не унимался Федор Васильевич, и в этой его настойчивости проявлялось все буйство чижовского темперамента, не терпящего возражений, когда налицо дело, достойное общественной поддержки, — если ты уверен, что ты не красноречив, то напейся пьян на мой счет и пустись ораторствовать, — не достигнет витийства, пусти в ход силу и просто поколоти его, только достигни цели!» [650] Там же. С. 192.

Желая предоставить стесненным в средствах Репину и Поленову возможность иметь дополнительный заработок [651] Картину «Садко в подводном царстве», доставившую Репину звание академика, через посредничество А. П. Боголюбова пообещал приобрести за 3 тысячи рублей Наследник Цесаревич Великий князь Александр Александрович, однако большую часть оговоренной суммы художнику предстояло получить лишь по возвращении в Россию. , Чижов пошел на небывалый для себя шаг — ответил согласием на предложение написать его портрет. Когда-то сам Александр Андреевич Иванов умолял Чижова позировать для одного из своих этюдов, но Федор Васильевич счел, что слишком некрасив, чтобы служить моделью художнику. Теперь же, помимо удобного случая оказать помощь талантливой молодежи, он получал еще и шанс лишний раз поучить ее уму-разуму. «Вы оба будете иметь дело со стариком несговорчивым, — предупреждал Поленова Чижов. — Вы забудьте думать, чтобы я ограничился сходством. Нет, брат, так и собаки писать портрет не годится… Я захочу, чтобы ты в портрете передал не милостивого государя Федора Васильевича Чижова, а такого Чижова, которого ты любишь (или, пожалуй, не любишь)… Точно того же прошу и у Репина. Тогда портрет имеет значение художественного произведения, когда я в нем вижу, как художник понял и принял в свою душу того, с кого он пишет портрет. Иначе для какого черта сидеть десять сеансов и скучать страшнейшим образом, для чего и художнику сидеть столько же и потеть над своей работой, когда фотография может передать лицо… с математической точностью… Ан нет, — фотография, чем больше на нее смотришь, тем делается пошлее и сильнее наскучивает, исключая фотографии людей, близких сердцу… потому что переносит к особе, сердце наполняющей. Чем больше смотришь на истинно художественный портрет, тем больше он пленяет не красотою лица, на которое и не взглянул бы в натуре… но которое отразилось в душе художника… Чем более художественности у портретиста, тем доступнее ему внутренняя красота человека, с которого он снимает портрет. Не знаю, удавалось ли тебе встречаться с такими высокими художниками… а мне случалось…»

В качестве примера явного художественного промаха Чижов ссылался на виденный им на одной из выставок портрет Ивана Сергеевича Тургенева («не помню, кем написанный, кажется Ге или едва ли не Перовым»): «Я принял его за портрет бывшего московского головы Казакова, знаменитого торговца мужской и женской обувью… А… портреты Боровиковского усаживали меня против себя на целые часы, и чем более я ими любовался, тем они больше меня пленяли» [652] Там же. С. 146–147. .

Летом 1875 года в Виши между приемом минеральных вод и лечебными процедурами Чижов несколько сеансов позировал Поленову. Результат работы превзошел ожидания. «Портрет я написал и, кажется, удачно, — несколько тушуясь, сообщал родным Василий Дмитриевич. — Все, кто его видел, находят большое сходство. Я сам отчасти доволен. Репин говорит, что это лучшая моя вещь, которую я когда-либо произвел… Сам дядя особенно доволен тем, что он вышел раскольником или старовером. В лице я более всего доволен лбом, в котором вышла дума, и глазами, которые выражают, как мне кажется, и строгость его, и доброту. А во всей фигуре и в руке видна его могучая железная воля».

Претензии же заказчика сводились к одному — размеру холста. «Он (Чижов. — И. С.) хотел в полнатуры, но ничего мне не сказал, а я взял в натуру, — оправдывался Поленов. — Дядя хотел подарить этот портрет барону Дельвигу, а теперь, говорит, совестно в комнату повесить, будет слишком на себя обращать внимание» [653] Там же. С. 185. . Но Дмитрий Васильевич Поленов поспешил успокоить сына: «Недовольство Ф<���едора> В<���асильевича> размером портрета напрасно. Это он говорит из скромности, а мама и я полагаем в этом его достоинство. Очень любопытно нам было бы взглянуть на него, но жаль, что Ф<���едор> В<���асильевич> намерен подарить его Дельвигу. В наших скромных палатах он был бы более у места. Если ты не снял с него фотографии, то сделай это для меня и на мой кошт, только поручи исполнение хорошему мастеру… Я желал бы иметь штук десять. Постарайся это исполнить» [654] Там же. С. 188–189. .